Коллонтай

Через год, 16 марта 1934 года, Александра Коллонтай подписала с министром иностранных дел Швеции Рикардом Сандлером соглашение о предоставлении Советскому Союзу долгосрочного займа в 100 миллионов крон для закупки промышленных и сельскохозяйственных шведских товаров. Ради этого Коллонтай ездила в Москву. Вопрос обсуждался на политбюро, были возражения. Но Сталин вновь ее поддержал:

— Примем.

Вокруг соглашения продолжалась острая борьба. Коллонтай сильно переживала («жуткие дни»), но отчаянно сражалась. В Москве опасались, что риксдаг отклонит соглашение. Не хотели унижения. Решили не ждать голосования. ЦИК демонстративно отказался ратифицировать соглашение, объяснив невыгодностью его условия для Советского Союза. Шведы сожалели, что упустили такой контракт, сообщала Коллонтай Литвинову.

Но Щепкиной-Куперник она пожаловалась 10 мая 1934 года: «Это были трагические дни. Так надо было. Но это всё равно, что собственной рукой взорвать тщательно и любовно выстроенный мост. Да, это было трагично. И эти дни вписаны черными буквами в летопись моей жизни. Но я сейчас уже взяла себя в руки. Учла, что так было нужно. Переступила через боль и огорчение своего «я» и иду дальше…»

Коллонтай становилось скучно в тихой и стабильной Скандинавии. Хотелось поработать в более важной с точки зрения мировой политики стране.

Писала из Стокгольма: «Наша хорошая дружба с Канделаки дает много приятных минут (есть и «уколы», вероятно, объективно неизбежные), а у меня на душе тоска. Всё не по мне. И главное, мне неинтересно. Будто мое творческое «я» заперто на ключ. Именно творческое «я»… Я мечтаю о тихой комнате, с окнами в лес, над фиордом. Бумага, чернила и мои недоделанные, зовущие рукописи… А в мире — огромные события: Испания. И многое другое. Может быть, это тоска от того, что в мире снова назревает нечто большое, неизбывное? Что копятся события?»

В августе 1934 года Коллонтай попросилась в Испанию, где от престола отрекся король Альфонс XIII, создалась республика и коммунисты успешно боролись за власть. После установления дипломатических отношений с Испанией полпредом в Мадрид отправили Анатолия Васильевича Луначарского, бывшего наркома просвещения. Он до места назначения не доехал — скончался. Должность оставалась вакантной. Но Коллонтай не перевели в Мадрид.

Литвинов прислал письмо:

«Дорогая Александра Михайловна.

Согласно своего обещания, я поставил в надлежащем месте вопрос о назначении Вас в Испанию, но неожиданно я натолкнулся там на сопротивление. Единственным мотивом было выставлено указание на большое значение для нас Швеции по сравнению с Испанией… Ничего больше предпринять в этом деле не могу…»

Коллонтай записала в дневнике: «Значит, не вышло с Испанией. Обидно! Стиснула зубы и живу дальше».

Нарком иностранных дел не мог самостоятельно назначить полпреда.

Еще 12 июня 1923 года оргбюро ЦК приняло постановление «О назначениях». Установили порядок учета, назначения и смещения руководящих работников решением секретариата ЦК — по согласованию с ОГПУ. Так создавалась номенклатура должностей, назначение на которые определялось решением высших партийных органов. Полпреды входили в номенклатуру политбюро. Иначе говоря, последнее слово оставалось за руководителями страны.

В конце 1934 года Сталин внезапно отозвал торгового представителя в Швеции Давида Канделаки (за год до этого вождь спрашивал Коллонтай: толковый у вас торгпред?). Просочились слухи, что торгпреда ждет новое почетное назначение, и советская колония в Стокгольме провожала его с особой теплотой.

Когда-то Канделаки состоял в партии эсеров. После Гражданской войны присоединился к партии большевиков. Он руководил органами просвещения Грузии, пока его не командировали в Стокгольм. Коллонтай его высоко ценила: «Работа по закреплению наших торговых взаимоотношений ширится. И в этом Давид Владимирович великолепен». Его жена — Евгения Александровна Канделаки-Бубнова — работала врачом.

Канделаки действительно ждала важная миссия.

Сталин пренебрежительно относился к моральным соображениям в политике, и его раздражали подчиненные, прибегающие к такого рода аргументам.

Нарком иностранных дел Литвинов летом 1935 года выразил сомнения: стоит ли поставлять хлеб и другие продукты фашистской Италии, напавшей на Абиссинию (ныне Эфиопия)? Агрессию Муссолини в Африке поддержала только нацистская Германия.

Второго сентября отдыхавший на юге Сталин в телеграмме Молотову и Кагановичу отверг соображения своих дипломатов: «Я думаю, что сомнения Наркоминдела проистекают из непонимания международной обстановки… Старой Антанты нет уже больше. Вместо нее складываются две антанты: антанта Италии и Франции, с одной стороны, и антанта Англии и Германии, с другой. Чем сильнее будет драка между ними, тем лучше для СССР. Мы можем выгодно продавать хлеб и тем и другим, чтобы они могли драться. Нам вовсе не выгодно, чтобы одна из них теперь же разбила другую. Нам выгодно, чтобы драка у них была как можно более длительной, но без скорой победы одной над другой».