Александра Коллонтай писала Изабель де Паленсии: «Мне иногда казалось, что жизнь обокрала меня, лишив дара слез. Но сегодня утром, читая о героизме великого испанского народа, твердости его воли, его упорстве и величайших жертвах, я не могла удержаться от рыданий… Посылаю Вам две небольших корзинки клубники… И еще немного кофе — мой любимый сорт…»
В апреле 1939 года в Швецию прибыл представитель нового испанского правительства. Изабель де Паленсия эмигрировала в Мексику. Восхищавшаяся советским полпредом, она написала книгу «Александра Коллонтай, посол из России». В 1946 году эта книга вышла и на шведском языке.
Паленсия описала свой разговор с Коллонтай в марте 1938 года, когда Александра Михайловна позвонила и неожиданно предложила прогуляться за городом.
«В эти дни, — писала Паленсия, — я болела сердцем за Александру. И не потому, что ей пришлось выслушать столько жестких слов в адрес своей страны, а из-за того, что среди тех, кто предстал перед судом, был и Дыбенко, ее последний муж… Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что она пережила в эти дни. Ее лицо было суровым, без тени смятения. Александра посмотрела на деревья, глубоко вздохнула и произнесла: «Было время, когда все наши мужчины были, как нам казалось, такими же прямыми, твердыми и чистыми, как эти деревья». В ее глазах были слезы».
Никаких сомнений в правоте Сталина она себе не позволяла. Ведь ее он не тронул. Что касается остальных… Значит, они виновны.
А в Москве происходили большие перемены в дипломатическом ведомстве. 21 апреля 1939 года в сталинском кабинете нарком Литвинов подвергся уничтожающей критике. Особенно усердствовал глава правительства Молотов.
Третьего мая на заседании политбюро сменили руководителя советской дипломатии. Когда вопрос о радикальных переменах в Наркомате иностранных дел был решен, в сталинский кабинет ненадолго пригласили Максима Максимовича Литвинова. Ему сказали, что он смещен с должности. Для многих это была полная неожиданность — 1 мая Литвинов стоял на трибуне мавзолея вместе с руководителями партии и правительства.
На следующий день, 4 мая, с самого утра здание Наркомата иностранных дел в Москве окружили чекисты. На новое место работы приехал назначенный наркомом иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов. Его сопровождали секретарь ЦК, начальник Управления руководящих кадров Георгий Максимилианович Маленков и нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия.
Руководителей отделов и старших дипломатов по одному вызывали в кабинет наркома, предупредив, что там заседает комиссия ЦК. За столом на главном месте расположился Молотов, слева от него — Берия и Маленков. В некотором отдалении сидел Литвинов.
Вячеслав Михайлович что-то записывал. Георгий Максимилианович не проронил ни слова. Лаврентий Павлович слушал внимательно и охотно высказывался. Он лучше других знал тех, кто предстал в тот день перед комиссией, — на них в соседнем здании, где располагался НКВД, годами собирали материалы.
После этого Литвинов сразу уехал на дачу. Телефон правительственной связи ему отключили. Обычно после увольнения следовал арест. Он ждал этого, но вида не показывал. Отправленный в отставку нарком боялся не за себя, а за семью. Его сын Михаил навсегда запомнил, как Максим Максимович обреченно говорил:
— Вас обязательно возьмут.
Его невестка Флора Литвинова рассказывала мне:
— Мы с Мишей уже жили вместе — без всяких там загсов. А вот когда Максим Максимович это сказал, мы на следующий день побежали расписываться. Я знала, что сведения об арестованных дают только ближайшим родственникам…
В наркомате провели собрание. Молотов объяснил, почему убрали его предшественника:
— Товарищ Литвинов не обеспечил проведение партийной линии, линии ЦК в наркомате. Неверно определять прежний НКИД как небольшевистский наркомат, но в вопросе о подборе и воспитании кадров НКИД не был вполне большевистским, так как товарищ Литвинов держался за ряд чуждых и враждебных партии и Советскому государству людей и проявил непартийное отношение к новым людям, перешедшим в наркомат.
Собрание единогласно приняло резолюцию:
«ЦК ВКП(б) и лично товарищ Сталин уделяют огромное внимание Наркоминделу, и лучшим примером и доказательством этого является то, что во главе Народного Комиссариата Иностранных Дел поставлен лучший соратник товарища Сталина — Вячеслав Михайлович Молотов».
Новый нарком обошел все политические отделы, познакомился с новыми подчиненными.
Полпредам отправили подписанную Сталиным шифротелеграмму с объяснением причин отставки Литвинова: «ввиду серьезного конфликта между председателем СНК т. Молотовым и наркоминдел т. Литвиновым».