Коло Жизни. Бесперечь. Том 2

– Ну, как видишь на этот раз, – отозвался Перший и его бас-баритон также, как голос юницы словно пробежав по пожне слабым шорохом растворился в тех бесчисленных янтарных колосках. – Дарицы не далеки от истины. Позади нас растет солнечная береза, а в Березани хоть и не живут Боги, однако Родитель их тут растит… растит и лечит.

– Мне нынче, приснилась моя мать, оказывается она была из твоих отпрысков Отец, – произнесла Еси, впервые так величая Димурга при нем. – Эйу… ее звали Эйу.

Девушку нежданно резко качнуло вправо… влево в такт колыхающимся колоскам пшеницы, стелющихся по этому безмерно-монотонному полю. Бог торопливо придержал ее за плечо, и, притулив к своему боку, крепко обнял, словно опоясав стан Есиньки левой рукой.

– Она была наполовину темной. Была болдырем, – пояснил Перший, и, склонив голову, заглянул юнице в глаза. – Однако, я рад, что ты, наконец, увидела собственные воспоминания. Крушец поколь отдыхает, тебе нужно набраться сил перед встречей с Родителем. Надобно, чтобы ты была бодра и прошло утомление… Тебе необходимы силы, абы перенести лечение, посему ты поспи.

– Знаешь, – вроде, и, не слыша Бога, проронила задумчиво Есинька, наблюдая как золотое сияние округ глаз Першего, переместилось на черные ресницы, в доли секунд придав им собственный цвет. – А я видела как в меня вселился Крушец, ибо была уже ребенком… Скорей всего младенцем, так как слышала собственный крик и чувствовала руки матери, успокаивающие, укачивающие меня. Крушец прибольно обжег мне кожу на лбу, а после вошел в левую ноздрю, горящей искрой… Если бы он пролетел мимо, ноне я бы не была с тобой, Отец… И не была бы его частью… Его… Моего дорогого Крушеца.

Зримо дрогнули на лице Бога, едва проступающие оранжевые паутинные кровеносные сосуды и ажурные нити кумачовых мышц, жилок явственно показавшись под тончайшей поверхностью кожи, цвет каковой утонул в сиянии медно-желтоватой плоти. И Есислава узрела в очах Першего изумление, столь мощное, граничащее с недоверием, от коего сердце захолонуло от волнения в груди.

– Я не обманываю, – прошептала огорченно девушка, и затрепетали ее полные губы, словно списанные с губ старшего Димурга.

– Нет… нет, я не сомневаюсь в твоих словах, – скоро отозвался Перший и ласково перстами правой руки огладил кожу на лбу и выпуклую спинку носика девочки. – Просто поражен… поражен твоим сказом. Понеже Крушец мог вселиться лишь в плоть плода, находящегося во чреве женщины, это прописано в каждой лучице. Абы такое вселение безопасно для ребенка, и не может ему никак навредить. – Бог на мгновение прервался, испрямил спину, и, устремив взгляд вперед, дополнил, – либо это его способности, либо так его тогда перекодировал Родитель… Тогда многое… многое становится понятным… и главное, почему мы его не нашли на Зекрой… И почему пропустили его вселение Керечун, Коловерш и Шликун в этот раз.

– Он был у Родителя тогда, когда вы его искали на Зекрой, – дыхнула Есинька.

И теперь сама перевела взор с нависающего над ней округлого подбородка Димурга на раскинувшуюся пошеничную пажить с кланяющимися колосками да колыхающимся дымчатым маревом наполняющим пространство меж ним и бледно-желтым небом. Даль… бесконечная даль иного, творящего материю бытия, будто впорхнула в глубины ее естества погудкой трембита… Трембита духового инструмента на каковом играли в Наволоцкой волости Дари горцы, извлекая из нее печальные и тоскливые звуки… Звуки, словно говорящие о конечности пути любого божеского создания, и не важно, человек ли это, аль мощный континент планеты. Мелодия родимого края, нежно качнула ее, повелевая своим движением прилечь и не в силах противостоять той отеческой воли Есислава опустилась на оземь. Положив подле ноги Першего свою голову, упершись макушкой в его бедро. Бог немедля принялся голубить перстами волосы Есиньки, передавая им обоим свою любовь и заботу.