Коло Жизни. Середина. Том 1

— Никогда никто так бы не поступил, — весьма настойчиво отметил старший Димург и вновь приголубил спину мальчика. — Ибо Ярушка для нас бесценный мальчик… Будущее божество не может быть покинуто, выброшено на Землю. — Юноша, несмотря на всхлипывание, внимательно слушал Господа и даже перестал трепыхать плечами, позволяя себя ласкать. — Каждый миг наше будущее божество находится под пристальным приглядом. Его любят, о нем заботятся, создают условия, чтобы мальчик смог воплотиться в Бога по тем замыслам кои творит сам Родитель… Так как и шагу не ступят ножки Ярушки без заботливого участия Родителя — Единого Бога, Верховной Сущности Всего Творения, Отца и Мать Богов, порождения всей Сути и Мира в целом, как сказывают лесики, — озвучил мысли Яробора Живко Перший и теперь и вовсе настойчиво провел дланью по его спине так, что тот слегка выгнулся, убирая руки от заплаканного лица. — Знания, мой бесценный, драгоценный мальчик… мой милый малецык, — обращаясь, кажется, только к сияющему смаглому кругу окутавшему голову последнего. — Тебе нужны знания, чувства, ощущения… Телесные и духовные которыми ты наполнишься и при помощи которых со временем сумеешь переродиться. Вот зачем ты на Земле… И, чтобы ты наполнился ими, как можно объемнее, тебе нужны зрелища… тебе нужны люди, с каковыми тебя роднит плоть… Потому мы и хоронились, чтобы ты мог чувствовать себя человеком… допрежь того как станешь Богом.

— Это неправда, — уже менее жестко протянул Яробор и слегка подался вперед, очевидно, жаждая стать ближе к Богу.

— Правда… правда, мой милый Ярушка, — бас-баритон старшего Димурга не просто звучал, он колыхал долгие полотнища облаков, все поколь скрывающих фиолетовый свод залы по краям. Он обращал клоки облаков в плотные водяные пузыри, которые срываясь вниз гулко плюхались о черную гладь пола, растекаясь голубизной света по нему, и оголяя сам свод, приглушая, как того и хотел Перший, свет в зале. Яробор Живко резко раскинул руки в сторону, и стремительно подавшись вперед, припал к груди Бога, не столько удовлетворенный его пояснениями, сколько уже не в силах сдерживать своего желания и желания Крушеца находится подле.

— Перший… Перший, — захлебываясь скорой речью, зашептал мальчик, и густое сияние сызнова стало пробиваться у него через рот, ноздри, очи. — Так желал… хотел тебя увидеть… прижаться… Так скучал… Не могу без тебя… Почему? Почему не могу?

— Тише, мой драгоценный… тише. Не нужно так волноваться, — полюбовно протянул Димург, и, тревожась за состояние лучицы, принялся лобызать устами макушку головы мальчика.

— Но я… я ничем не отличаюсь от людей, — нежданно с большой гневливостью отозвался Яробор, уже в грудь Бога, точно окутанный трепещущей материей его серебристого сакхи. — Такие же руки, ноги, цвет кожи… поступки… Я слабее их, не обладаю никакими способностями, как мать моя, силой, как отец… Нет! Нет! я не смогу никогда стать Богом… я явственно.

— Смолкни, — властно дыхнул вглубь макушки Перший, не желая слышать грубых слов в отношении собственной лучицы. — Ты когда-нибудь наполнишь Бога и сам станешь его частью. Потому такой умный, ощущаешь людскую боль, страдания, зришь видения. Ты, точно почка на ветоньке… Еще лишь зачаток побега и в силу неравномерного роста образуешь замкнутое, скрытое семя… семя… зачаток Бога… Ты поколь только впитываешь в себя тепло, свет этого мира. Но придет время и наружные листочки дотоль защищающие, скрывающие тебя отворятся… Отворятся, и тогда появишься Ты! Ты! мой бесценный малецык, мой сын… моя радость… Голубые лепестки раскроются под лучами света, и ты заблагоухаешь, подаришь Всевышнему себя… Себя полноценного Бога! Зиждителя! Господа! моего уникального малецыка, — однозначно эту речь Перший говорил не столько для мальчика, сколько для лучицы, стараясь снять всякую тревогу с нее. — Никогда… слышишь, никогда больше не принижай себя, — а это вже звучало требование в направлении человеческой плоти. — Это недопустимо… не выносимо слышать нам Богам, с которыми ты связан своим естеством… Хорошо? — и вопрос он произнес многажды мягче и вроде как с отдышкой.

Юноша медлил совсем малую толику времени, трепетно вжимаясь в серебристое сакхи Димурга, ощущая под ним схожую с людской плоть. А после торопливо кивнул и долгий хохол на его макушке ершисто взлетев вверх обдал уста Бога своим колыханием.

— Ты меня отдашь… скоро? — с трудом выдавил из себя Яробор Живко, чувствуя, что умрет в тот же миг как ступит на землю… и сияние теперь окутало всю его человеческую плоть так, что от острой боли в голове пришлось даже сомкнуть очи.

— Нет, мой милый, не скоро, — торопливо отозвался Перший и принялся покрывать поцелуями голову мальчика, его лоб, очи, щеки… той теплотой вгоняя сияние в кожу, придавая ровности ее смуглому оттенку, успокаивая свою такую непокорную, чувствительную лучицу.

Зримо шевельнулась в венце Бога черная змея и ядренисто пыхнула зелеными очами, тем передавая своему носителю, что-то важное.