Коло Жизни. Середина. Том 1

— Понравилась, — усмехаясь, отозвался юноша и, наконец, широко улыбнулся так, что на мгновения задорно блеснули его зелено-карие очи, и ярким светом отдалось коло позадь головы. — Но Айсулу на Земле, ее нет на маковке четвертой планеты. Ах, Кали, какой прекрасный вид открывается чрез это окно, — Яробор Живко энергично махнул левой рукой в сторону стены, оная когда-то дала ему возможность лицезреть четвертую планету. — Там так красиво, также как на Земле, а величественно как в космосе. Мне порой снятся космические дали, — улыбка враз покинула лицо мальчика, и оно слегка дрогнуло. — Космические дали, — менее живо добавил он. — Лесики зовут их мирозданием Вселенной, а у меня в голове все время слышалось космическое пространство. Наполненное разнообразными по цвету туманами, сиянием многочисленных звезд. Ты знаешь, я там был вместе с Першим и еще каким-то Богом, не помню его имя, но у него желтоватая кожа, как у кыызов, может быть… Интересно меня убили в той жизни, когда я жил подле тебя, Кали или когда находился подле Першего.

Яроборка резко смолк, и надрывно выдохнув, низко склонил голову, верно, правы оказались бесицы-трясавицы, сказывая, что он болен или вельми измучен Крушецом, досель жаждущим увидеть своего Отца. Кали-Даруга в этот раз не стала обнимать поникшего юношу, а вспять резво вскочила с ложа, отступив от него и склонив голову. Понеже медленной, бесшумной поступью к ложу подходил Перший. Бог, уже давно вошедший в комлю и недвижно замерший подле синего полотнища облака, слушал разговор демоницы и мальчика, неспешно прощупывая его. И тронулся с места только тогда, когда понял, что Кали-Даруги не удастся отвлечь Яробора Живко от тягостных мыслей.

Приблизившись к ложу, Господь нежно огладил, ноне не прикрытую венцом, голову демоницы и благодушно воззрился на ссутулившегося, тягостно о чем-то думающего мальчика. Еще чуть-чуть он медлил, а посем обхватив обеими руками юношу за тело, неспешно поднял с ложа, и, сдержав его напротив своего лица, ласково улыбнувшись, произнес:

— Здравствуй моя бесценность, мой Ярушка.

— Перший, — едва шевельнув губами, прошептал Яробор Живко, однако, весьма радостно просияли его лучистые глаза, и еще ярче вспыхнуло коло описанное округ головы.

Бог немедля поднес юношу к груди, и крепко прижав к ней, принялся полюбовно оглаживать его спину. За это время, что мальчик спал на маковке, Перший почасту бывал подле него. Он нежно голубил хохол на его голове, целовал сомкнутые очи, виски и лоб и ласково разговаривал с Крушецом, стараясь его приободрить… успокоить. Вне сомнений именно поэтому днесь сияние, выбивающееся из мальчика, не смотрелось столь ярым, не пульсировало, словно жаждая вырваться и не приносило каких — либо особых физических недомоганий.

— Что, моя милая живица, все готово? — вопросил Господь у стоящей обок него рани.

Та торопливо вскинула вверх голову и в ее очах таких черных взметнулись дугами золотые лепестки света.

— Господин угнетен, — отозвалась Кали-Даруга, сказывая это не слышимо для мальчика, при сем, почти не шевеля губами. — Он лишен бодрости и обеспокоен сном, это пред обрядом необходимо снять.

— Я все сделаю, — проронил старший Димург, также почитай не шевеля губами, да развернувшись, направился вон из комли. Вместе с тем бросив в сторону демоницы, — когда он успокоится и выговорится, я тебя позову живица, абы ты проверила его состояние.

— Быть может, стоит отложить обряд Господь Перший, — сейчас рани сказала многажды громче и однозначно вслух, с тем повернувшись и уставившись вслед уходящего Зиждителя, воочию страшась за удел лучицы.

— Думаю, этого не одобрит Родитель… Он итак вельми долго ожидал от Вежды осмотра. После также долго ожидал, когда мы разыщем Отекную, починим чревоточину… И мне, кажется, более не станет сего терпеть. И тогда мне придется покинуть Млечный Путь, чего я ноне не хочу, да и не могу сделать, — предлинно отозвался старший Димург, и нынче его речь явственно прозвучала воспринимаемыми для слуха мальчика щелчками, быстрым треском, скрипом и стонущими звуками, и это словно единождым мотивом.

Бог, не останавливаясь возле стены, сразу вошел в синее полотнища облака, точно тукнувшись головой и телом об его угол… и пропал. Обаче всего-навсе затем, чтобы малое время спустя уже вступить в залу маковки, где ноне в креслах сидели не только Небо, но и Седми, и Вежды. Старший сын Першего ноне выглядел многажды лучше, очевидно так на него повлияло то, что он смог все схованое выплеснуть на Кали-Даругу и побыть в дольней комнате, потому кожа его сызнова покрылась пежинами золотого сияния.