Коло Жизни. Середина. Том 1

Наконец, юноша окончательно пробудился, и, отворив вельми отяжелевшие веки, уставился на пламя, оное бушевало надвигающимися речными волнами, выплескивающимися на брег, в данном случае лишь огнистыми лоскутами прохаживаясь по сморщенному кизяку, плотно сбитому в тугие шары. Едва шевельнувшись, мальчик мгновенно ощутил свои руки, приткнутые к груди, поджатые, согнутые в коленях ноги. Клубящийся дымок от костра лениво подтянулся к лицу юноши и мягко облизал его кожу, словно оставив на ней пряно-горьковатый аромат травы.

Неспешно поднявшись с лежака Яробор Живко сел и огляделся. Он находился в достаточно большом по размаху полутемном помещении стены которого представляли изогнутые узкие рейки, перевязанные меж собой веревками и сводчатыми жердями, имеющих форму куполообразной крыши. Снаружи тот деревянно-веревочный каркас был устлан белым войлоком, местами проглядывающим, впрочем, изнутри его покрывали цветастые циновки и широкие ковровые полосы. Двухстворчатые, низкие двери, украшенные тонкой резьбой, были распахнуты внутрь помещения, а сам проем, скрывающий вход, плотно прикрыт войлочной завесой. Пол в помещение также устилали широкие подстилки, лоскутные одеяла да набитые шерстью жесткие, небольшие подушки. Лишь под головой юноши на подстеленных под ним одеялах лежали две более мягкие, перьевые подушки.

В центральной части шатра, где помещался костер, словно замкнутый в низкий треножник, в своде имелась неширокая щель, в каковую завертью, подымаясь, уплывал дым и единожды проникал свет. Из той дыры, словно зарясь внутрь помещения, заглядывало голубоватое, нависающее низко небо. При входе в шатер слева висела конская сбруя, колчаны со стрелами, несколько самострелов и ножны с мечом.

Три объемных прямоугольных сундука сверху накрытые серо-зелеными, вдвое свернутыми одеялами, располагались справа от дверей и к ним был приткнут круглый, небольшой, коротконогий стол, вероятно для того, чтоб занимать меньше места, приподнятый и поставленный на бок. Сразу за спиной Яробора Живко поместился и вовсе низкий, одначе, вельми широкий разборный шкаф, на полках которого стояли кухонные принадлежности: глиняные мисы, кувшины, черпаки, небольшие казанки, на удивление серебряные тарели, сосуды и блюда. А справа от того шкафа находился небольшой ларь, укрытый светло-серой каемочной скатертью.

Чуть зримо дрогнув, приоткрылся полог намета и внутрь вошел старик. Тот самый, которого в свое первое пробуждение видел Яробор Живко спящим. Озябше передернув плечами, юноша торопливо натянул лоскутно — собранное одеяло, наполненное шерстью, на плечи и голову, да с интересом воззрился на старика. Это был вельми худой человек со смуглым, точнее даже желтоватым, цветом кожи, черными, тронутыми белизной прожитого, жесткими прямыми волосами. Его словно уплощенное лицо с низким переносьем и выступающими угловатыми скулами, несло на себе приплюснутый, широкий нос, узкие губы с опущенными вниз уголками и темные, скорее даже черные очи. На лице старика на удивление для Яробора Живко не имелось бороды и усов, только пучком торчало жалкое ее подобие загнутых, коротких белых волосков из округлого, мясистого подбородка. Обряженный в бурые плотные портки, потертые короткие сапоги и серую рубаху, на которую сверху было накинуто распашное без застежек и шнуровки, долгополое одеяние, напоминающее кафтан, вобравшее в себя весьма разномастные цвета, начиная от красного и кончая синим. Меховой темно-бурый воротник того кафтана глянцевито переливался, словно был снят со зверя лишь давеча.

Старик, войдя в шатер, сразу направился к Яробору Живко и опустившись пред ним на корточки пронзительно зыркнул ему в лицо. И только морг погодя юноша понял, что глядит на него старик одним правым глазом, ибо левого, как такового, у него не имелось. Начиная от переносицы широкой, выпученной полосой пролегал по его лицу густо-красный шрам. Он проходил прямо по верхнему, сомкнутому и точно вросшему в нижнее веку глаза, купно разрывал плоть щеки, и завершался, будто теряясь в меховом воротнике кафтана. Однако даже с таким внушающим отвращения уродством, лицо старика пыхало добротой и благодушностью.

— Ах, шиша така беспокойна, — низко-охрипше и вроде как исторгнутым изнутрей гласом протянул старик. — Зачема поднялася? Нада лежать… лежать… Подняться не нада… Еще балеть…балеть долга и сильна.

— Где я? — вопросил, не скрывая своего изумления, юноша, и с неприкрытым любопытством обозрел и сам шатер, и изуродованного старика.

— Юрта… моя юрта. Живу туту я, внучка Айсулу и Волега-агы, — ответствовал старик, и в лучисто всколыхнувшемся пламени костра яро блеснула багряными пятнами, словно усеянными чревоточинами поверхность его левой щеки.