Тамир-агы слыл не просто шаманом. Он получил высший сан посвящения в шаманство, и, ведая истину своей веры, мог не только свободно общаться с духами Предков, но и путешествовать меж миром живых и мертвых. Обладая всей надобной символикой шамана, а именно плащом и железной короной увенчанной оленьими рогами. Посему в его власти находилось исцелять тела и души, посвящать в шаманство иных, проводить положенные обряды. Словом Тамир-агы оказался весьма полезен для марух, в отношении выполнения замыслов Богов, ибо они с легкостью (оная никак не отражалась на драгоценном мальчике и лучице) сбрасывали на шамана то или иное повеление, отводя, таким образом, влекосил и кыызов от природных напастей, направляя по более удобному пути следования, предупреждая об опасностях.
Не только на Тамир-агы, Волега Колояра, Айсулу, но и на других людей, кто, так или иначе, соприкасался с Яробором Живко, марухи установили лебединых дев или бесов, на кого как. Чрез этих удивительных созданий марухи и осуществляли обобщенно управление влекосилами и кыызами. Окруженный мощной стеной внимания людей… иных… не тех, с каковыми он дотоль жил, юноша за время месячного перехода чрез горы успокоился, и впервые томление Крушеца несколько улеглось. Может оттого, что он нес в себе слова поддержки Вежды, почасту повторяя их для Яробора, а может поелику имя его Отца Господа Першего перестало употребляться, как ассоциация со всем темным, злым, дурным, чего верно и добивался Крушец.
Теплота отношений меж Айсулу и юношей нарастала. И тому причиной в первый черед стала сама девушка, которая все, что имела в своем естестве, и допрежь того даровала сродникам, теперь переместила на Ярушку. Айсулу не только трепетно за ним ухаживала на стоянках, принося воды, стирая вещи, накладывая в тарели лучшие куски мяса, но и не раз тулилась к нему. Прижимаясь своей молодой, горяче-вздрагивающей плотью к его, целуя пальцы, голубя долгие, вьющиеся кудри…Словом юница любила Яробора Живко со всей пламенностью и присущей первой любви страстностью, когда даже легкий стон вызывает испуг потери возлюбленного.
Однако несколько растерянно принимал ту пылкую любовь сам юноша. Так как впервые встретившийся с человеческой любовью, перемешивающей в себе мощное чувственное и физическое влечение, Крушец был озадачен и данное беспокойство выбрасывал на собственную плоть. Потому всяк раз когда Айсулу проявляла свои не прикрытые чувства, Яробор Живко становился неуверенным в себе…словно брошенным, аль обездоленным. Его и дотоль зримая мягкость, не присущая не только лесикам, но и даже более чувственным влекосилам, делала парня физически хрупким. И посему он чаще простывал, уставал, слабел. И это его состояние быстрой утомляемости, хрупкости видели кругом обитающие него люди, каковые послушно, и оно понятно, без каких-либо возражений исполняли веления Богов… Предполагая, что сие их желания, мысли, и с тем окружали положенным теплом, заботой мгновенно ставшего, для многих из них, бесценного юношу. Определенно, даже лесики, кои были физически близки мальчику, никогда не дарили ему столько внимания и любви, сколько ноне проявляли идущие обок с ним люди.
Сие марухи воздействуя на тех, кого надо, держали влекосил да кыызов в подчинении своим замыслам, единожды исполняя указания Господа Вежды. И происходило так, ибо Вежды помнил предупреждение Родителя, что коли Яробор Живко погибнет, Димургов, как нарушивших Закон Бытия более двух раз, не допустят на Коло Жизни… Не допустят, а это значит, не дадут возможность Крушецу выбрать их печищу и вступить в нее на праве сына… Вежды, будучи взрослым Богом, не страшился гнева Родителя, не боялся он и заточения в Отческих недрах в Созвездие Медунки, где порой бывал, вследствие своей дурной привычки почасту дискутировать с Родителем… Однако, он боялся лишить права Крушеца сделать выбор на Коло Жизни, промеж того продолжая скрывать истинность своего поведения… И стараясь найти, непременно, найти выход из создавшейся ситуации. Абы спасти, уберечь от гибели того, с кем был так мощно связан… связан сам, его Отец и иные Димурги, иные Зиждители. Потому ноне, поколь Вежды не находил, тот самый, выход, Яробора Живко берегли…