Коло Жизни. Середина. Том 1

— Помню, он тогда вкрадчиво шептал и той настойчивостью умиротворил меня. Потому-то когда отец умер, я даже не плакал, хотя после видения рыдал не меньше недели, все поколь прячась от сродников в лесу. И потому я не могу. Не могу не верить в Бога, — отводя от лица шапку, дополнил он, по-видимому, поколь неосознанно ощущая взращиваемое внутри себя божество.

Волег Колояр спешно ступил ближе к взволнованному юноше. И так как он был почти на голову выше Яробора Живко, мягко взглянул на него сверху вниз. Очень трепетно осударь провел ладонью по его вьющимся волосам, данным движением передавая мальчику свои отцовские чувства, каковые питал к нему и Айсулу.

— Ты, просто о том весьма много думаешь, — ласково проронил осударь и в тембре его голоса звучали перемешанные чувства заботы и почтения, словно и он сам, того воочью не понимая, осознавал уникальность, неповторимость, а что вернее божественность естества мальчика. — Почасту грустишь, бываешь один. Что откладывает отпечаток на твоей душе. Ты постарайся смотреть на бытие проще, не задумывайся о творении Мира, ибо без вмешательства не может созидаться жизнь. Как не может родиться человек без отца и матери, как не может родиться травушка, древо, животинка, без семени. Так не может существовать и обобщенно Мир… Земля без какой-либо мощной, дающей начало жизни. И та дарующая начальное движение сила и есть Бог. Мы влекосилы величаем ту силу Перший и Небо. Кыызы Небо и Духи. Не столь значимо имя Творца, сколь величественно его творение… сколь…

Однако Яробор Живко стремительно замотал головой, останавливая объяснения осударя и сбрасывая с головы его голубущую волосы руку.

— Нет! Нет! — с горячностью выдохнул он и тотчас тугим кашлем отозвались его легкие.

Юноша закрыл рот ладонью и вздрогнул всем телом, перемешивая слова и рвущуюся изнутри хворь.

— Ты не прав Волег Колояр, — наконец выдохнул из себя мальчик. — Не прав! Как только человек принимает решение ступать своим шагом, как только меняет имя Творца, оставленные, предписанные им законы так сразу… мгновенно начинает духовно видоизменяться. И если человек не осознает своего места на Земле, своей роли, а только стремится сменить имя Творца, вслед за тем изменением замещает и сами ценности, и единожды теряет нравственные устои. Абы целью своей ставит не нравственный рост, а приобретения каких-то выгод лично для себя. И тогда он становится разрушителем не только того, что принадлежит ему как человеку, но и окружающей его природы. Скорей всего человеку не дано осознать величественность творения живущего обок с ним. Может он, таким нарочно создан, таким ущербным в нравственном понимании, чтобы однажды родившись, вскоре умереть… физически и духовно.

Яробор Живко наново прервался, так и не договорив о том, что его тревожило, поелику и сам не совсем понимал свои чувства, мысли, которыми управлял Крушец. Однако он старался сейчас лишь выговориться, выплеснуть хоть на кого-нибудь, что его так тяготило, осознавая ни объяснения, ни успокоения он так и не получит.

Густая хмарь ночи, надвигаясь, степенно захватила все пространство дотоль серо-дымчатого неба обильно укутанного в тучи, чрез каковые не проникали, не только лучи солнца, но и сам положенный небосвод. Яробор Живко укутавшись в каратай с высокой шапкой, согревающей голову, сидел подле Айсулу на войлочном тюке, обок юрты. Девушка оперлась щекой о плечо юноши и тихо напевала ему, что-то на кыызском языке. Это была несколько грубоватая, протяжная песня, в которой переплеталась любовь, тоска, нежность и печаль пережитая юницей. Разговаривать не хотелось, и посему несколько заунывный мотив выводимый губами Айсулу укачал Яробора Живко. Он приклонил голову вправо, и, прижавшись щекой к пуховой косынке прикрывающей голову девушки, сомкнул очи.

Та самая густая хмарь теперь повисла пред очами юноши, едва раскрасившись белыми пежинами. Внезапно пежины сменили раскраску и живописали огромную в размахе местность, окруженную какими-то безобразными насыпями перемешавших мелкие камни и бурую, почти красную почву, только не рассыпчатую к которой привык парень, а лежащую здоровенными пластами, точно поднятой плугом. Корявыми, безжизненными смотрелись не только вершины, склоны тех насыпей, но и охватывающая их подножие оземь, где не росла трава, не пробивался не то, чтобы куст, деревцо, но даже отросток сухостоя, подушки мха или еще какой растительности. Местами в той долине зрелись бляхи серо-сизого бетона, небольшие двухэтажные здания, выложенные из кирпича, лишенные ровности, стройности, одним словом погибающие. Особенно плотно они теснились с правого окоема низины, будучи и сами, как и вся почва окрест, безжизненными, полуразвалившимися постройками, не имеющими окон, дверей, крыш. Иногда и сами стены домов были обветшало порушенными, с отвалившимися кусками на угловых стыках, обшарпанных, покореженных и даже кособоко наклоненных.