— Надо попытаться выйти на связь с шаттлом. Конечно, манипулятора не хватит на всю глубину колодца, но, если тоннель свободен от обломков, Кен сможет спустить нам трос и баллоны с воздухом…
Никто так и не узнал, что собирался дальше делать командир корабля. Одна из стен вдруг зашевелилась, зарычала, как страдающий несварением желудка циклоп, и в ней возникло отверстие высотой в полтора человеческого роста. Именно возникло, потому что ничего похожего на дверь в этом месте не было. Странный материал раздвинулся в стороны, как диафрагма в фотоаппарате.
…В проем хлынул рассеянный желтоватый солнечный свет. Перед людьми простиралось каменистое плато, усеянное скальными обломками, покрытое низкой, жесткой растительностью, напоминающей траву. На плато росли деревья и кустарники странной, причудливой формы и необычной окраски. По бледно-голубому небу плыли облака. В отдалении высились утесы.
Лоу решительно шагнул к выходу:
— Знаете, друзья, мне почему-то кажется, что мы уже не на геосинхронной орбите над Канзасом, а где-то совсем в другом месте.
— Ох, надо было слушаться песика, — подхватила Мэгги, без своего обычного энтузиазма. — Собачки, они всегда все лучше знают, чем их хозяева.
— Вот и расскажи это Волшебнику, — посоветовал Лоу и без колебаний двинулся навстречу солнцу. — Лично я нисколько не удивлюсь, если он крутится где-нибудь поблизости.
— А по-моему, обстановка здесь не совсем подходящая. Конечно, если я правильно понял ваши намеки, — встрял Бринк. — Да и Изумрудного города что-то не видать. Не так ли, коммандер?
Лоу застыл в проеме. Как он и ожидал, отверстие образовалось не только в стене зала, но и в коре астероида.
— Знаете, Людгер, если учесть, что совсем недавно мы крутились на околоземной орбите, меня удивляет в этом пейзаже присутствие деревьев.
Они вышли наружу все вместе, и даже у никогда не лезшей за словом в карман Мэгги Роббинс на этот раз не нашлось подходящей дежурной фразы. Тускло поблескивающая поверхность гигантского сфероида, который они принимали за астероид, была зеркально-гладкой и в то же время почти не отражала света. Бывший объект их исследований покоился в огромной ложкообразной впадине — то ли возникшей при посадке, то ли заранее приготовленной для этой цели. В окрестностях царил покой: голубело небо, лениво шумело море, шелестели под слабым ветерком листья деревьев. Несколько плывущих по небу кучевых облаков до боли походили на земные. Температура окружающего воздуха составляла, по приблизительной оценке Лоу, градусов семьдесят-семьдесят пять,[15] а влажность примерно соответствовала средней норме для калифорнийского побережья. Было поразительно тихо, если не считать монотонного плеска морских волн, одна за другой накатывающихся на берег. В принципе ничего особенного — Лоу доводилось бывать в местах, где царило настоящее безмолвие. В северо-западной части Австралии, например.
Словно желая развеять последние человеческие сомнения, над горизонтом зависли в тускнеющем небе две луны. Само их существование было последним и решающим доказательством того, что астронавты находятся не на Земле.
И все-таки это не мешало искать и находить в окружающем знакомые земные черты. Взять тот же воздух: если в нем содержатся какие-то ядовитые примеси — что ж, рано или поздно они ощутят это на собственной шкуре. Выбора все равно не было. Воздуха, оставшегося в скафандрах, не хватило бы и на пару минут дыхания. Здешним воздухом дышать было приятно: он был свежим, чистым. В нем летали незнакомые ароматы, ни один из которых Лоу не смог бы описать земными словами. Они сняли скафандры, но на каждом астронавте остался специальный пояс, снабженный множеством миниатюрных приспособлений различного назначения. В случае надобности их можно было использовать и на борту шаттла, и за его пределами. Например, при вынужденной посадке или при выходе из строя какого-то блока космического костюма. Сняв с пояса крошечную переносную рацию, Лоу включил ее и с удовольствием убедился в том, что она в полном порядке. Об этом свидетельствовал загоревшийся в углу зеленый огонек индикатора. На связь он вышел «на всякий случай», не испытывая при этом решительно никакого энтузиазма.
— Борден, здесь Лоу. Как меня слышишь? Кен! Отзовись!
Ответа не было, как не было и помех, даже самых слабых, дающих о себе знать еле слышным потрескиванием в наушниках статического электричества. Собственно говоря, на иное он и не рассчитывал. Рация работала — чтобы убедиться в этом, достаточно было подуть в микрофон и услышать усиленный динамиком слабый шорох, но в пределах радиуса ее действия связываться было не с кем. Лучи заходящего чужого солнца пробивались сквозь высокие пухлые облака, согревали шею и плечи. Для очистки совести Бостон заставил проверить рацию Бринка. Ученый несколько минут повторял в микрофон запросы на английском, немецком и русском, но тоже не добился никаких результатов. Налетевший с моря легкий бриз взъерошил им волосы.