Колодец и бабочка

– До меня вам далеко! Я предложила маме покупать картошку на рынке, потому что она дешевле, чем выращенная собственноручно. Она до сих пор не может мне этого простить. Сравнить покупную дрянь с ее божественной «синеглазкой»!

– Ха-ха, картошку! – воскликнула Наташа. – А помидоры не хотите? В теплице, где духота. Папа упал в обморок, и мама его оттуда вытаскивала. С протрузией-то – что ж не потаскать восемьдесят кило! Зато «монгольский карлик» в салате и на столе!

– Неполиткорректное какое название! – заметила Татьяна.

Наташа захихикала.

– Шутки шутками, а моя дочь отказалась в гостях у бабушки есть этого несчастного карлика. Услышала название сорта – и в слезы.

– Сколько ей? – спросила Татьяна.

– Девять будет в сентябре. Старшему пятнадцать. А вашей?

Татьяна обернулась к девочке, с нежностью коснулась розовой прядки.

– Кате семь с половиной.

Две женщины посмотрели друг на друга и улыбнулись.

Наташа хотела сказать, что ей пора. Но так ей нравилось это семейство, так приятно было на них смотреть – и на девочку, доверчиво прижавшуюся к матери, и на Гришу, который рассовал по карандашу за оба уха, а третий зажал в зубах и выводил очередную кракозябру в альбоме, и на саму Татьяну – измученную, с осыпавшимися тенями, с усталыми складками вокруг губ, но красивую той зрелой спокойной красотой, которую Наташа всегда ценила в женщинах, – что она стояла молча. Будто и не надо было уходить.

– А знаете… – Татьяна встрепенулась. – Я ведь хотела с вами посоветоваться! Буквально на три минуты вас задержу, простите, только покажу кое-что… Котенок, а принеси твое платье, пожалуйста. В корзинке под торшером.

Девочка убежала и вернулась с джинсовым сарафаном.

– Я начала вышивать цветы на подоле и нагруднике… – Татьяна протянула работу. – Но что-то меня смущает. А что – не пойму.

Наташа склонилась над вышивкой.

– Мельчите, – уверенно сказала она. – У вас тонкая работа, крошечные стежки. Такими только на шелковых платках вышивать. А джинса – грубый материал, изначально – ткань работяг, на ней ни вышивки, ни других украшательств не предусматривалось – лишь бы не рвалось. Вот техника с материалом и противоречат друг другу. Это, должно быть, японская вышивка? Какая-нибудь Юки Кусано?

– Она самая.

– Руки у вас, Татьяна, золотые, – искренне сказала Наташа. – Вот только на сарафане вся эта красота потеряется.

– А как же тогда?..

– Я бы на вашем месте…

Они принялись оживленно обсуждать вышивку. Наташа увлеклась, а когда взглянула на часы, поняла, что прошел уже час. «А ведь я вот так по-дружески со взрослым человеком не болтала – сколько? Много лет. Дома я мама при детях. На работе – преподаватель. С родителями – дочь-неудачница, и черта с два они меня выпустят из этого амплуа. А вот так, чтобы тихо сидеть, подбирать цвета, прикладывать моточки ниток к ткани…» Они успели как бы между делом поговорить и о детях, и о болячках; невесомо коснулись своих утрат – и поскорее, будто оттолкнувшись от дна и всплыв из темноты в царство кораллов и причудливых форм, стали обсуждать праздники. До Нового года было еще далеко, но они успели поделиться идеями подарков, удивительного рецепта селедки под шубой и как раз перешли к обсуждению нарядов.

– …Половина отдела в мешковатых платьях, знаете, таких, будто с сироты снятых, только это очень упитанный и крупный сирота, а половина – в стразах и рюшах…

– …С моей фигурой все эти платья-мешки смотрятся как чехол от прицепа…

Дверь распахнулась, и женщины резко замолчали. На пороге стоял мужчина в костюме, галстуке и черных носках. Большой палец правой ноги с нестриженым ногтем торчал из размахрившейся дыры. Левые пальцы вели себя несколько скромнее и лишь проглядывали сквозь прорехи, как перезревшие бледно-желтые горошины сквозь изъеденный стручок.

Наташин легкий плащик остался висеть на вешалке в прихожей. И ботинки ее притулились на коврике у входной двери. Этот человек не мог их не заметить. Он знал, что в квартире посторонний, и все же не потрудился ни поменять носки, ни надеть тапочки. Обостренным чутьем Наташа почуяла какой-то демарш.

Губы вошедшего брюзгливо скривились. В глазах читался вызов. Он как будто демонстративно явился в таком виде и желал ткнуть грязными рваными носками в нос любому, кто будет им недоволен.

– Ну здрасьте, – звучно сказал он. – Хозяина уже не встречаем?

– Привет, па! – сдержанно откликнулся Гриша.

– Папочка! – Девочка подбежала к отцу и с силой обняла. – А у нас в гостях художница!

– Заболтались и не слышали, как ты пришел, – виновато улыбнувшись, сказала Татьяна. – Мы уже заканчиваем. Я провожу Наталью Леонидовну и что-нибудь разогрею.

– Разогреть я и сам могу. Было бы что. – Он окинул взглядом Наташу с головы до ног. Не улыбнулся, не кивнул.

– Наталья Леонидовна обучает рисовать, – сказала Татьяна. – У них с Гришей был сегодня первый урок. Наталья Леонидовна, это Александр, мой муж…