Колодец и бабочка

Наташа могла бы поправить ее. Объяснить, что вовсе не рисовать она учит, а с помощью приемов изобразительного искусства развивать в себе творческую составляющую. Что уметь выразить на бумаге то, что тебя волнует, – утешительный процесс; что само движение кисти или карандаша по листу может приносить облегчение; что цветовые сочетания можно применять где угодно, хоть в подборе одежды, хоть в выращивании цветов на клумбе, и вообще все эти текстуры, краски, линии, орнаменты, материалы – чистая радость, услада для пальцев и глаз.

– Ааа, так значит, мы берем уроки рисования, – протянул Александр, и тон его разом закрыл для Наташи любую возможность обсуждения. – Ты себе нового педагога нашла, дорогая?

– Это не мне, а Грише…

Александр не слушал.

– Может, еще чему-нибудь поучишься? Шить? Петь? Танцевать? Потратишь еще немножечко денег из семейного бюджета, а, Танюш? У нас же деньги-то лишние. Давай, выкидывай! Не жалко!

«Ох сейчас и огребет этот драный хам», – подумала Наташа.

Дети выскользнули из комнаты. «Понимают, что от папы вот-вот пойдут клочки по закоулочкам».

– Это не я занимаюсь, а Гриша, – повторила Таня. Она побледнела и как-то скукожилась.

– Сначала Гриша. А потом и ты подтянешься! Самообразование же – самое важное в жизни! А, Танюх?

Воздух был наэлектризован его ненавистью.

– Я разогрею ужин, – бесцветно прошелестела Татьяна. – Только провожу Наталью Леонидовну…

– Да, Наталье Леонидовне уже пора. – Александр осклабился прямо Наташе в лицо.

Она молча принялась собирать свои вещи, не глядя на него. Он пытался втянуть ее в склоку, в свой омерзительный перформанс. Нет, милый, не на ту напал.

В дверь позвонили: раз, другой, третий.

– Я открою! – крикнул Гриша.

Щелкнул замок, в прихожей заговорили, донесся мужской голос.

– Ооо, Димон! – Муж Татьяны, просветлев, вышел из комнаты.

Наташа слышала, как он докладывает гостю, что его сын теперь, оказывается, берет уроки рисования. Теперь, значит, чтобы мазюкать в альбомчике, нужен целый, блин, педагог. Тот что-то переспрашивал, то осуждал, то одобрял, и плохо различимый говорок глуховато аккомпанировал полнозвучному голосу Александра.

– Это мой брат, Дмитрий, – сказала Татьяна. Она мгновенно стала какая-то чужая, сдержанная женщина, уставшая от затянувшегося визита. – Когда он освободит прихожую, я вас провожу. В ней тесно двоим…

Как будто Наташа не стаскивала с себя обувь в этой самой прихожей два часа назад.

– Я бы тоже полюбовался на творчество племянника… Здравствуйте! Таня, привет! Ты не против, я без звонка?..

Приземистый, одутловатый, начинающий лысеть. Футболка, пузико. В тапочках, слава богу.

«Хотела взглянуть на брата? Что ж, пожалуйста».

– Тут у вас, по слухам, культмассовый сектор. – Он взглянул на рисунок Гриши, поднял брови и хохотнул.

Рядом с двумя молчащими женщинами Дмитрий явно почувствовал себя орлом. Шмыгнул, расправил плечи.

– Мда… Ну, я не художник, конечно… А вы, значит, художественная женщина? Деньги вот этим зарабатываете? – Он ткнул пренебрежительно в Гришино творение. – И большие, если не секрет? Может, мне переквалифицироваться? Вроде несложно, любому под силу…

Мужа Татьяны Наташа готова была терпеть. Но на брате ее выдержка закончилась.

Она выпрямилась и бесстрастно взглянула на него.

– Я преподаю ИЗО, то есть изобразительное искусство. Это целый комплекс пластических искусств, о чем вам, несомненно, рассказывали еще в школе. Содержание изобразительного искусства – не только визуальный образ, но также идеи. Философские, эстетические, социальные…

Тут главное было – выдержать интонацию и нигде не просесть.

Интонацию Наташа отрабатывала годами.

Во-первых, специальный учительский голос: четкий, холодный, менторский. Безапелляционный. Речь человека, привыкшего годами вещать об образе Запорожской Сечи в «Тарасе Бульбе» как воплощении авторских идеалов. Речь, за которой безошибочно определялся завуч старой закалки.

Во-вторых, представляем перед собой малолетнего дебила. Руки из карманов вынь, когда с тобой разговаривают. Тетрадь забыл, а голову ты не забыл? Ну скажи всем, мы тоже посмеемся! Тебе особое приглашение нужно, Федосеев?

Если работаешь с людьми в среднем на тридцать лет старше тебя, рано или поздно найдется человек, который захочет поставить на место молоденькую преподавательницу. Тем более толстушку. Еще и белобрысую! Ну какие же из белобрысых педагоги, помилуйте.

Дайте нам другого, авторитетного. А эта пусть сопли размазывает в туалете.

Наташа обнаружила, что переход в регистр «училка со стажем» производит магическое воздействие. Ее начинали слушаться пенсионеры, только что визгливо требовавшие, чтобы досуговый центр оплатил им такси. Соседские ремонтники с извинениями убирали перфоратор на обеденный перерыв. Шиномонтажник, брезгливо цедивший: «Вы чо, сами не видите… я откуда знаю… это не ко мне вопросы…», стоило Наташе включить мигалки и сирену, перекидывался в человекоподобное состояние и принимался объяснять, сколько денег придется заплатить за балансировку и почему она необходима.