Позже выяснилось, что Капитолине тридцать, что у нее трое детей – сыновья-близнецы и младшая дочь, все уже школьники – и что она замужем за художником-реставратором, специализирующимся на восстановлении церковных росписей и фресок. Алису няня первым делом вынула из люльки, вытряхнула из одежек и положила голенькую в кроватку.
– Пусть кожа подышит, – с улыбкой сказала она Сергею. – Посмотрим, как ей понравится.
Алиса лежала очень довольная в лучах утреннего солнца и ловила собственные пятки.
– У нее медицинское образование есть? – нервно спрашивала теща, снова дозвонившись до Бабкина. – Без образования гони ее прочь! Пусть документы покажет! Пробей ее, они сейчас все мошенники через одного!
Образование у Капитолины было среднее.
– Сестра родила, после школы надо было с племяшками помогать, – объяснила она все с той же солнечной улыбкой. – А потом у меня и свои пошли.
Капитолина носила платок и длинную юбку, но у Бабкина переодевалась в футболку и трико. Она мгновенно нашла общий язык с Цыганом («люблю собак!»), полила Машины цветы, о которых Бабкин совсем забыл («люблю цветы!») и между делом, пока Алиса спала, помыла два окна («люблю, когда окна чистые!»).
С Алисой она возилась с нескрываемым удовольствием. Малышка лежала на коврике рядом с ней, и Капитолина водила над ней погремушкой, певуче приговаривая: «А-а-а-а-эть! А-а-а-эть!» Обе курлыкали на каком-то птичьем языке, и складывалось впечатление, что они отлично понимают друг друга.
Приехавшая Вероника Максимовна, увидев Капитолину, обомлела.
– Серёжа, ты с ума сошел? Кого ты притащил в дом? Ее же нельзя подпускать к ребенку! Ты видел это дегенеративное лицо? Ты меня слушаешь или нет?
Бабкин не сразу понял, что ему закатывают классический скандал.
– Вероника Максимовна, вы присядьте… Капитолина – няня с прекрасными рекомендациями… – Он умолчал о том, что это рекомендации Илюшина. – Между прочим, мать троих детей. Очень опытная, добрая. Не беспокойтесь, пожалуйста.
Но Вероника Максимовна беспокоилась. Бабкин никак не мог взять в толк, что ее не устраивает. На него обрушились упреки, увещевания, он пытался найти логику в этой хаотичной речи – и не мог.
– Ты не оставляешь мне выбора! – со слезой в голосе крикнула теща и удалилась в соседнюю комнату.
Бабкин вышел покурить на балкон.
Форточка в комнате была открыта, и до него доносились вскрики Вероники Максимовны. «Ты должна сказать ему… Это невозможно… Ты в своем уме? Вы потеряете ребенка…»
Закончив разговор с дочерью, взбешенная Вероника Максимовна вернулась в комнату.
– В общем, так! Выбирайте: или я, или эта кликуша!
С таким накалом драматизма Сергей не сталкивался со времен своего первого брака.
Бабкин наконец-то понял. Вероника Максимовна готова была помогать, но только на своих условиях. Слово «компромисс» было синонимом оскорбления. Любое отступление от заранее намеченного плана приравнивалось к плевку под ноги.
– Ты, может быть, знаешь, как преступников ловить, – сухо сказала теща, – а я знаю, как детей растить.
– Мы справимся, Вероника Максимовна, – как можно мягче возразил Сергей. – Давайте подумаем, как сделать это вместе…
Последние слова он договаривал в удаляющуюся спину.
Илюшин так и не сознался, где нашел Капитолину. Через десять дней вернулась из больницы Маша – бледная, исхудавшая, осунувшаяся. Чудесная ее рыжая грива поредела. Теперь по вечерам Маша перед зеркалом втирала в волосы какие-то составы, и после от ее головы долго пахло болотными травами; Бабкин принюхивался и чихал, как кот.
С Капитолиной они сразу подружились, и Сергей, возвращаясь домой, регулярно заставал у них то аккуратную первоклассницу в носочках, очень похожую на мать, то двоих растрепанных пацанов, которые вскакивали при его появлении, как матросы при виде адмирала, и хором гаркали: «Здрасть! Дядь! Ёжа!» Капитолина тотчас собирала детей и исчезала.
Бабкин однажды поделился с Илюшиным:
– Я думал, Маша изведется в больнице. А она так спокойно ко всему отнеслась…
– Маша – единственный известный мне человек, у которого поэтическое восприятие мира сочетается с изумительным здравомыслием, – сказал Макар. – К тому же она рада была отдохнуть от вашего дурдома.
Сам Илюшин в «дурдоме» чувствовал себя превосходно. Бабкин никак не мог понять, что интересного Макар находит в Алисе. Однако девочка его, несомненно, занимала. Время от времени он преспокойно брал ее, засовывал в коляску и уходил на прогулку. Где они бродили, Сергей понятия не имел. Иногда он задумывался, что как-то странно не знать, где находится твоя собственная дочь, но он был так благодарен Макару за эти часы тишины и свободы, что быстро выкидывал сомнения из головы.
Бабкин не признался бы в этом самому себе, но он охотнее гулял по вечерам с псом, чем возился с младенцем. Однажды, когда Илюшин, по обыкновению, поужинал у них, Сергей ушел с Цыганом, уверенный, что в его отсутствие Маша будет купать Алису, а Илюшин – обдумывать новое дело. Макар мог работать в любой обстановке, в любое время суток.