Колодец и бабочка

– Нет, – твердо возразила она. – Никто бы за это не взялся, кроме заведомых жуликов, отлично понимающих, что результата им не достичь.

– Полностью согласен, – промычал Макар с набитым ртом.

– Хозяин магазина, как его – Касимов? – так вот, Касимов это знал, он обратился к вам, а не к кому-нибудь другому, именно поэтому. Серёжа, ты можешь назвать мне хотя бы двух своих коллег, которые согласились бы всерьез искать кота? Частное детективное агентство? Полиция? Ну хоть кто-нибудь?

Бабкин застыл с мидией, наколотой на вилку. С такой точки зрения он это дело не рассматривал.

– Вот, не можешь, – с горячностью продолжала Маша. – Ты почему-то описываешь ваше расследование как пустяковое. Хотя даже мне, дилетанту, очевидно, что кота труднее искать, чем человека. Если человек выскочит из машины, в которой его увезли из дома, он побежит к людям за помощью. А кот побежит в подвал. По-моему, это дело – одно из самых трудных в вашей практике. А что касается насмешек… Серёжа, сколько лет вы уже работаете? У вас такая репутация, что вы с Макаром можете позволить себе браться за поиски кого угодно. Хоть хомяков разыскивать.

Макар выпрямился и ткнул вилкой вперед, точно полководец, указывающий, в каком направлении двигать войска:

– Ха! А я ровно это и сказал, между прочим! Именно хомяков! Слышишь, мой трепетный друг? Послушай умных людей, то есть жену и меня. Маша права абсолютно во всем…

– Хоть бы раз в жизни я о себе услышал такие слова, – с недовольным видом сказал Бабкин.

Но в глубине души он приободрился.

4

Наталья Леонидовна Горбенко: тридцать шесть лет, разведена, двое детей. Школьная подруга Любови Яровой.

– А «Яровая» – это, между прочим, псевдоним, – вспомнил Сергей, паркуя машину в небольшом размеченном кармашке. – От природы она Кожеватова. Правда, имя настоящее. Любовь Кожеватова – тоже неплохо звучит. Как думаешь? «Яровая» отдает колхозами.

– Зато лучше запоминается.

Макар вышел из машины и потянулся.

За спиной шумел парк. Напротив них высилось двухэтажное здание с высокими окнами, истоптанными ступеньками, выглядевшими так, будто их кто-то кусал, традиционно уродливой металлической дверью и красно-золотой табличкой возле этой самой двери. Разглядеть надпись Илюшин не мог, но он и так знал, что там написано. «Досуговый центр “Атлант”».

…Из аудитории выходили бабушки – веселые, нарядные, с завитыми локонами, с легким макияжем, который почему-то давно уже перестал называться этим привычным словом, а стал мейком или мейкапом. Губы, тронутые помадой. Чуть заметно подрисованные брови. Они смеялись, переговаривались, кто-то менял очки, кто-то возился в сумочке. Бабкин ловил на себе любопытствующие взгляды.

– Странное дело, – негромко сказал Илюшин. – Ты никогда не задумывался, что для этих женщин в русском языке нет названия?

– В каком смысле?

– Ну вот эти женщины, выражаясь литературным языком, они кто?

– Женщины, – непонимающе сказал Сергей.

– Это слишком общо. Тебе надо сузить возрастные рамки. Есть девушки – лет до двадцати, сейчас границы раздвинулись до тридцати. Есть женщины – лет до пятидесяти. А этих, которым от пятидесяти до семидесяти, даже до восьмидесяти, – как назвать, чтобы был понятен возраст, и при этом одним словом, а не канцелярским оборотом «пожилая женщина»?

– Бабушки. Чего тут думать.

– У половины из них нет внуков, – возразил Макар, кивнув на уходящих женщин. – Без внуков нещитово. Еще варианты?

– Старухи, – с некоторым сомнением предложил Сергей.

– В шестьдесят – старухи? – Макар развеселился. – В шестьдесят пять? Твоя собственная тетушка старухой не была и в семьдесят.

– Ну, тогда пенсионерки.

– «В комнату вошла пенсионерка в кепке и темных очках», – с выражением сказал Илюшин.

Как по заказу, в эту минуту из аудитории действительно вышла полная тетка в кепке, очках и цветастой накидке. Она прошествовала мимо сыщиков и вдруг подмигнула Макару, уронив «Привет, мальчики».

Илюшин, прохвост, немедленно встал и сделал вид, будто приподнимает несуществующую шляпу.

– Ты даже в морге будешь заигрывать с патологоанатомом, – процедил Сергей, провожая игривую даму взглядом.

– Я не попаду в морг. Мое мускулистое тело объедят акулы.

– …Только если я тебя утоплю в океанариуме… О, нашел! – Бабкин перебил сам себя. – Они – дамы!

– Ну, возможно… – В тоне Макара звучало сомнение. – Хотя «дама» предполагает определенный статус. Нельзя быть дамой в трико и кофте с катышками. Резюмируем: из женщин уже вышли, до старух еще не дошли, пенсионерка – насмешливо, бабушка – неточно… Вот и ходит по просторам России двадцать миллионов неназванных баб.

Что-то в этом рассуждении смутило Сергея, и он крепко задумался.

– А мы? – сказал он после паузы и тяжело глянул на Макара, как человек, прочувствовавший всю невыносимость мужской доли на Руси. – Юноша, потом мужчина, до шестидесяти – мужик. А после? Пенсионер? Старец? Дедуля? Вот и остается разве что тот же самый «пожилой человек». Так что все в равном положении.

Дверь открылась, и вышла Наталья Горбенко.