Читаем Колодец одиночества полностью

На кухне снова началось пение. Голоса молодых людей поднимались, звучные и счастливые, и с ними мешался юный голос Адель, в котором пока не было признаков пола, как в голосе мальчика-хориста. Стивен встала и открыла дверь, потом замерла на месте и внимательно прислушалась. Пение, что изливалось из сердец этих простых людей, утешало ее перенапряженные нервы. Ведь она не завидовала их счастью; она не отвергала молодого Жана с его Аделью, или Пьера, который исполнил свой мужской труд, или Полину, которая часто бывала настойчиво женственной. За эти годы вдали от Мортона в ней поселилась горечь, но не в такой степени, чтобы отрицать простоту. И, пока она слушала, они вдруг ненадолго остановились, а потом запели снова, и эта мелодия была печальна, той печалью, что живет в душе у большинства людей, и прежде всего — в терпеливой крестьянской душе.

— Mais comment ferez vous, l'Abbé,Ma Doué?

Она могла довольно ясно расслышать мягкую бретонскую речь.

— Mais comment ferez vous, l'Abbé,Pour nous dire la Messe?— Quand la nuit sera bien tombéeJe tiendrai ma promesse.— Mais comment ferez vous, l'Abbé,Ma Doué,Mais comment ferez vous, l'Abbé,Sans nappe de fine toile?— Notre Doux Seigneur poseraiSur un morceau de voile.— Mais comment ferez vous, l'Abbé, Ma Doué,Mais comment ferez vous, l'Abbé,Sans chandelle et sans cierge?— Les astres seront allumésPar Madame la Vierge.— Mais comment ferez vous, l'Abbe,Ma Doué,Mais comment ferez vous, l'Abbé,Sans orgue résonnante?— Jesus touchera le clavierDes vagues mugissantes.— Mais comment ferez vous, l'Abbé,Ma Doué,Mais comment ferez vous, l'Abbé,Si l'Ennemi nous trouble?— Une seule fois je vous bénirai,Les Bleus bénirai double![37]

Закрыв за собой дверь кабинета, Стивен задумчиво направилась вверх по ступенькам к своей спальне.

Глава тридцать третья

1

К Новому году пришли цветы от Валери Сеймур и маленькое письмо с поздравлениями. Затем она нанесла довольно церемонный визит, и Стивен с Паддл развлекали ее. Перед уходом она пригласила их на обед, но Стивен отказалась под предлогом работы.

— Я снова вся в трудах.

На что Валери улыбнулась:

— Ну что ж, прекрасно, a bientôt[38]. Вы знаете, где найти меня, звоните, когда освободитесь, надеюсь, это будет скоро, — после чего она удалилась.

Но Стивен довольно долго не суждено было увидеться с ней. Валери тоже была занятой женщиной — есть и другие дела, кроме написания романов.

Брокетт был в Лондоне из-за постановки своих пьес. Он писал редко, хотя, когда это случалось, его письма были сердечными, даже любящими; но теперь он был поглощен своими успехами и сбором звонкой монеты. Он не потерял интереса к Стивен, но в данный момент она не входила в его блестящие и полноводные жизненные планы.

Поэтому снова они вместе с Паддл жили той жизнью, в которой странным образом отсутствовали другие люди, почти в полной изоляции, и Паддл не могла понять, облегчение или сожаление это приносит ей. За себя она вовсе не беспокоилась, ее тревожные мысли были, как всегда, сосредоточены на Стивен. Однако Стивен выглядела вполне довольной — она начала новую книгу, и ей нравилось, как она пишет. Париж вдохновил ее на хорошую работу, а в качестве отдыха у нее теперь было фехтование — теперь дважды в неделю она фехтовала с Бюиссоном, строгим, но несравненным учителем.

Бюиссон сначала бывал суровым: «Кошмарно, affreux, horriblement[39] по-английски!» — кричал он, разъяренный стилем Стивен. Но все равно она была ему очень интересна.

— Вы пишете книги; как жаль! Я мог бы сделать из вас прекрасного фехтовальщика. У вас мужские мускулы и длинный, грациозный выпад, когда вы не помните, что вы из Британии и не становитесь — как это у вас говорят? а, mais oui[40], застенчивой. Хотел бы я встретиться с вами раньше… но ваши мускулы еще молодые и гибкие.

Однажды он сказал:

— Дайте посмотреть мускулы, — потом провел руками по ее бедрам и сильной пояснице: — Tiens, tiens[41]! — пробормотал он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза