Колодец одиночества

Стивен прошла в пустую классную комнату, совсем пустую, не считая беспорядка, который всегда идет по пятам за некоторыми людьми — беспорядок всегда окружал мадемуазель Дюфо. На стульях, стоявших вразброд, лежала всякая всячина — скомканная бумага, сломанная подкова, весьма поношенная коричневая перчатка, потерявшая как свою подружку, так и две пуговицы. На столе лежала потрепанная розовая промокашка, от которой Стивен без стеснения отщипывала уголки — она была вся исчеркана изящным французским почерком, пока ее сморщенная поверхность не стала фиолетовой. И еще стояла бутылка фиолетовых чернил, наполовину пустая, зеленая вокруг шейки из-за пролитых капель; ручка с пером, острым, как штык, тонкий, упрямый штык, царапавший бумагу. Впритык к бутылке фиолетовых чернил лежала маленькая открытка со святым Иосифом, которая, очевидно, выскользнула из молитвенника мадемуазель — святой Иосиф выглядел очень почтенным и добрым, совсем как торговец рыбой в Грейт-Мэлверн. Стивен подобрала открытку и поглядела на святого Иосифа; что-то было написано в уголке, и, посмотрев ближе, она прочла мелкий почерк: «Priez pour ma pétite Stévenne[20]».

Она положила открытку обратно на стол; чернила и промокашку она спрятала в шкафчик вместе с упрямым стальным штыком, царапавшим бумагу и вполне заслужившим сожжения. Потом она выровняла стулья и выбросила мусор, а затем отправилась на поиски тряпки; одну за другой она протерла несколько книг, оставшихся в шкафу, включая «Розовую библиотеку». Она сложила стопочкой свои тетради с диктантами, вместе с другими, которые были куда менее аккуратно заполнены — тетрадями по арифметике, обычно небрежные и отмеченные крестиком; тетради по английской истории — в одной из них однажды Стивен начала писать историю лошадей! Тетради по географии с замечаниями мадемуазель, написанными жирными фиолетовыми чернилами: «Grand manque d'attention[21]». И, наконец, она собрала изорванные учебники, которые до этого лежали на спине, на боку, на брюхе — где попало и как попало, сваленные по шкафчикам и по ящикам стола, где угодно, только не в книжном шкафу. Ибо книжный шкаф таил в себе совсем другие вещи, разнообразную и далеко не научную коллекцию: гантели, деревянные и железные, всех мастей, индийские клюшки, рукоятка одной из которых была расщеплена, шнурки от гимнастических тапочек, пояс от туники. А еще — сувениры из конюшни, включая ленту, которую Рафтери надевали на голову в какой-то примечательный день, миниатюрную подкову, которую однажды сбросил с ноги Коллинс, полусъеденную морковку, теперь заветренную и заплесневелую, и две рукоятки от охотничьих хлыстов, ожидавших визита к мастеру.

Стивен постояла и поразмыслила, почесывая подбородок — это жест уже стал у нее машинальным — наконец она решила, что обширная софа приняла вполне респектабельный вид. Оставалась только морковка, и Стивен долго стояла, сжимая ее в руке, расстроенная и несчастная — эта уборка, подготовка к суровой умственной деятельности, определенно нагоняла тоску. Но наконец она бросила морковку в огонь, и та печально корчилась там с шипением и фырчанием. Тогда Стивен села и мрачно глядела в пламя, где горела первая морковка Рафтери.

Глава седьмая

1

Вскоре после отъезда мадемуазель Дюфо в Мортоне появились два заметных новшества. Прибыла мисс Паддлтон, чтобы завладеть классной комнатой, а сэр Филип купил себе автомобиль. Это был «панар», и он принес большое оживление в окрестности Аптона-на-Северне. Консервативные и подозрительные по отношению ко всяким новшествам, люди в Мидлендах воздерживались от автомобилей и, каким невероятным это ни показалось бы, сэр Филип стал чем-то вроде первопроходца. Этот «панар» был горбатым, курносым уродцем с громким грубым голосом и непостоянным нравом. Он страдал от частых приступов несварения, обязанных собой недомоганию запальных свечей. Его сиденья были верхом дискомфорта, его примитивная коробка передач — неудобной и шумной, но все-таки он мог достигать скорости до пятнадцати миль в час — если, милостью Бога и шофера, не страдал от своего несварения.