Колодец одиночества

Этой осенью семейство Кросби отправилось в Шотландию, а Стивен — в Корнуэлл, вместе со своей матерью. Анна была нездорова, ей нужна была перемена обстановки, и врач рассказал им об Уотергейтской бухте, вот почему они уехали в Корнуэлл. Стивен было неважно, куда ехать, потому что ей не было позволено присоединиться к Анджеле в Шотландии. Анджела стояла на своем довольно твердо: «Нет, дорогая моя, это не годится. Я знаю, что из этого устроит Ральф. Я не могу разрешить тебе следовать за нами в Шотландию». И на этом вопрос был закрыт.

И теперь Стивен сидела и мрачно размышляла над своей проблемой, а Анна мирно читала, не задавая никаких вопросов. Она редко беспокоила свою дочь вопросами, редко даже выказывала интерес к ее письмам.

Время от времени из Мортона писала Паддл, и тогда Анна говорила, узнавая почерк:

— Все в порядке?

И Стивен отвечала:

— Да, мама. Паддл пишет, что все в порядке.

Как все и было — в Мортоне.

Но вести из Шотландии, казалось, совсем не торопились. Письма Стивен часто оставались без ответа; а те ответы, которые она получала, никуда не годились, потому что осмотрительность Анджелы служила ей очень строгим цензором. Самой Стивен, как она обнаружила, приходилось писать очень осторожно, чтобы умиротворить этого цензора.

Дважды в день она заходила к портье, доброму человеку с красным лицом, который симпатизировал влюбленным.

 — Есть для меня письма? — спрашивала она, изо всех сил стараясь принять скучающий вид при одной мысли о письмах.

— Нет, мисс.

— Следующая почта придет в семь?

— Да, мисс.

— Спасибо.

Она уходила прочь, покидая портье, который думал: «Она не похожа не девушку, у которой есть молодой человек, но этого так сразу и не скажешь. Так или иначе, кажется, что она беспокоится — надеюсь, все в порядке с бедной молодой леди». Он действительно начал интересоваться Стивен и иногда заговаривал о ней с женой:

— Ты замечала ее, Элис? Странного вида девушка, такая высокая, носит воротничок и галстук — знаешь, такая мужеподобная. И она, кажется, вечером просто меняет костюм, надевает тот, что потемнее — но никогда не наденет вечернее платье. А мать у нее все еще красивая; но девушка… не знаю, что-то в ней такое есть; так или иначе, удивительно, что у нее есть молодой человек; хотя должен быть, судя по тому, как она ждет почты; иногда мне ее жаль.

Но ее визиты к портье не всегда были бесплодными:

— Есть для меня письма?

— Да, мисс, вот, но только одно.

Он глядел на нее покровительственно, радуясь той мысли, что ее молодой человек написал ей; и Стивен, угадывая его мысли по лицу, смущалась и сердилась. Выхватив у него письмо, она спешила на пляж, где скалы обеспечивали ей укрытие, и где некому было смотреть на нее покровительственно, не считая случайно залетавших туда чаек.

Но, когда она читала, в сердце ее поселялась пустота; что-то острое, как физическая боль, пробирало ее: «Дорогая Стивен. Извини, что я не написала раньше, но Ральф и я были ужасно заняты. Здесь была настоящая потеха, я так рада, что он затеял эту большую охоту…» Вот так писала Анджела в эти дни — вероятно, из осторожности.

И все же однажды утром пришло необычайно длинное письмо, которое рассказывало о том, что делает Анджела: «Между прочим, мы встретились с молодым Энтримом, Роджером. Он остановился здесь вместе с людьми, которых Ральф неплохо знает, это Пикоки, у них чудесный старый замок; кажется, я тебе о них говорила». Следовало дотошное описание замка, а также родословное древо Пикоков. И потом: «Роджер довольно много говорил о тебе; он говорил, что дразнил тебя, когда вы были детьми. Он говорит, что ты однажды хотела его побить — я ужасно смеялась над этим, это так похоже на тебя, Стивен! Он красивый и довольно приятный. Он говорит мне, что его полк расквартирован в Вустере, так что я просила его заезжать в Грэндж, когда ему захочется. В Вустере, по-моему, довольно нудно…»

Стивен закончила читать и сидела, глядя на море, потом резко встала. Сунув письмо в карман, она застегнула жакет; ей было холодно. Ей надо было пройтись, как следует пройтись. Она быстрыми шагами пошла в направлении Ньюквая.

2

За эти долгие, тревожные недели в Корнуэлле Стивен как никогда осознала, насколько широка пропасть между ней и ее матерью, до какой степени они всегда будут разделены. Но, глядя на спокойное стареющее лицо Анны, девушка снова дивилась его красоте, которая, казалось, смягчала годы и торжествовала над временем и горем. И теперь, как в дни своего детства, эта красота наполняла ее удивлением; такой спокойной она была, такой уверенной, такой завершенной — и глубокие глаза ее матери, синие, как далекие горы, и такие отстраненные, как будто глядели куда-то вдаль. Сердце Стивен вдруг сжималось; ее охватывало чувство огромной потери, она сама не понимала, что она утратила и почему — она глядела на Анну, как путник в пустыне, мучимый жаждой, глядит на мираж, что кажется ему водой.