Колодец в небо

Камеи эти стали наваждением герцога. Вооружившись огромной лупой, он, как помешанный, часами может сравнивать мастерство неизвестного резчика третьего века до нашей эры, изготовившего египетский образчик, и его столь же неизвестного последователя, повторившего древний шедевр в начале второго века нашей эры.

Силуэты парных профилей на двух камеях – большой египетской и ее римской копии – почти повторяют друг друга. И теперь, когда интерес к античному искусству волной окатил всю Италию, короли и герцоги наперебой кинулись перекупать друг у друга все, что завалялось в подвалах и сокровищницах их предков, и в Мантую все чаще стали наезжать любители древних искусств.

Знатоки изводили Изабеллу спорами, кто увековечен в этих камеях: Александр Македонский и мать его Олимпиада, Цезарь и Ливия, Германик и Агриппина?

Наиболее ученые из ученых по каким-то непонятным Изабелле следам на камне и прочим приметам утверждали, что большая камея много старше Германика и Агриппины. Учивший ее когда-то в детстве старик Ринальди специально приезжал из Феррары в Мантую поглядеть на древний шедевр, а наглядевшись, уверил свою прежнюю дукессу, что так вытачивали в третьем веке до нашей эры в Египте, и, следовательно, на большой камее увековечены Птолемей II Филадельф и его сестра и жена Арсиноя.

Большая камея Изабелле не слишком интересна, в ее женском деле она бесполезна. По размеру похожая на небольшое овальное блюдо для рыбы, она не может, как прочие древние и нынешние геммы из коллекции мужа, послужить ей кольцом, подвеской или украшением для корсажа.

Большая камея может лишь удивлять древностью.

– Эпохи сменились, – растрепывая руками свои и без того жиденькие волосы, восклицал очарованный камеей старик Ринальди, – государства возвысились и пали! Казавшиеся великими правители были обожествлены и забыты. И следы их величия обратились в прах. Разрушились храмы, сровнялись с землей древние города, потускнели и рассыпались золотые императорские венки, разрушились огромные статуи, сгорели в огне тысяч войн парадные портреты и книги придворных летописцев, полные льстивых жизнеописаний. И только эти камни сохранили след тех, кто верил в собственное величие…

Через несколько сотен лет никто и не вспомнит, что на свете жила она, хозяйка крохотного герцогства Изабелла Гонзага. От нее не останется ни посвященного ей сонета – даже придворный поэт ее отца Лудовико Ариосто не сподобился посвятить ей сонет, ни великого портрета – противный Леонардо, вынужденно изобразивший почти всех любовниц Сфорциа, отчего-то так и не стал ее писать, отделался наброском на картоне. Может случиться, и самого ее имени в истории не останется. Что для истории несколько лет или десятилетий, которые она будет править маленькой Мантуей.

От нее не останется ничего.

Или, по иронии насмешливой судьбы, будущий знаток древностей, отыскав в описи античных коллекций ее мужа упоминание о египетской камее, назовет древнее творение именем владельца или владелицы – камея Гонзага. И так – не жизнью своей, а принадлежащим ее мужу древним камнем войдет в историю она, Изабелла д'Эсте, герцогиня Гонзага…

Куда это убежали ее мысли – в камейную даль? Не до камей ей сейчас. И даже не до вожделенного палио. Наездники, мелькнувшие в низине, видной с балкона герцогского замка, скрылись за поворотом реки По и теперь возникнут на дороге, ведущей к замку, не раньше чем через четверть часа. С балкона трудно рассмотреть, кто из мелькнувших лидирует – Винченцо на Флорине или наездник ненавистной Лукреции на ее Веронике.

Растолстевшая Лукреция посмотрела на Изабеллу особым взглядом. И отчего это мужчины считают, что эта девка сводит с ума?! Будь она мужиком, у нее от такой любовницы случился бы вполне понятный конфуз, главный ствол любви расти отказался бы!

Но не особенности любовных утех с новоявленной родственницей волновали сейчас Изабеллу. Ее взволновал – что скрывать! – этот въедливый взгляд Лукреции.

Проверяет? И все, изложенное в полученном ею утром письме, лишь очередная ловушка коварных Борджиа? Семейство главных лисов проверяет, кинется ли она заключать новые союзы с приехавшими на палио соседями или останется верна своей же, пролитой на головы всех Борджиа лести.

Попадись Изабелла в эту искусно устроенную ловушку, не останется ни ее, ни Феррары, ни Мантуи, ни д'Эсте, ни Гонзага. Повсюду будут одни лишь Борджиа. В игре с ними просчитаться нельзя.

А если послание действительно написано благоволящим к ней и много знающим кардиналом Корнето, и все – правда, то почему же тогда вместе с этим посланием ей принесли очередной подарок от коварного Чезарио? От волнения Изабелла даже забыла открыть змеиный дар Борджиа. И почему откровенно не любящая Изабеллу Лукреция глядит теперь столь испытующе и пристально. Не из-за ало-белого стяга, главного приза нынешнего палио, такой взгляд?!