Колодец времени - книга исторических поэм (СИ)

Кривой Сабуров, Младший Очин,

Роман Нащекин, Милюков,

Андрей Старко, Григорий Ловчек,

И низших несколько чинов.

'Садитесь, други, пейте, ешьте,

Сегодня будет долгий пир.

Тревогу вы мою утешьте,

А после мы поговорим.

Кто дурака сегодня пляшет?'

Иван попробовал грибов.

И тут-же все налили в чаши

Вино из царских погребов.

Все стали есть и замелькали

В руках пирующих ножи -

Их в корки кулебяк втыкали,

В жаркое, хлебные коржи.

Сгребали с блюд больших горстями

Орехи, клюкву, творог, мёд.

Пускали чаши меж гостями,

Как из ведра вливали в рот.

Притих шум пира нетерпимый

По знаку малому царя.

Поднялся Ловчик - лик игривый,

Для вида струны теребя.

Пошёл с улыбкой, переплясом,

Бренча по гуслям, меж столов,

И загуде поддельным басом

Посредь повёрнутых голов:

'Сегодня дурень пьяный Кашин

Бродил у камня Алатырь,

Хотел украсть царёвой каши,

Но тут взошла звезда Чигирь.

Звезда ему рёчет: 'Дурак, мол,

Обрящешь кашу ты в аду.

Ведь у тебя и глаз нет, на кол

Зад набредёт во тьме! Ау-у-у'...

Под смех и вой Григорий Ловчик

Пошёл вприсядку, гусли прочь.

Иван захлопал: 'Голубочек,

Смотри как боек хоть и ночь!'

'Слагает вирши, скачет бойко' -

Дьяк Висковатый тут кивнул

Давясь анисовой настойкой.

Басманов Гришке подмигнул.

И тихо рёк, чтоб было слышно

Лишь только дьяку и царю:

'Григорий Ловчек боек слишком,

Заклад я за него даю.

Не рассуждая он, не морщась

Убьёт любого за столом

По твоему приказу тот час,

Не посчитавши то грехом.

Его князь Вяземский подсунул

Мне в Кормовой прика служить.

Сказал - сгодится, я подумал.

Но страшновато рядом жить.

Пора врагов среди Приказов,

Кремля, дворца, монастырей

Уже громить'. Скосивши глазом,

Иван сказал: 'Пора, теперь!'

Споткнулся Ловчиков, упавши

Сидеть остался на полу.

Унялся гомон, царь поднявшись

Махнул рукой Бороздину:

'Иди скорее, встань за дверью,

Не подпуская слухачей'.

И Бороздин, шатаясь хмельно,

Неловко скрылся из очей.

'Встань, милый шурин, и поведай,

Что порешили мы давно, -

Сказал Иван, - про злые беды

Всем нам чинимые, про двор.

Готовят нам всем здесь расправу;

Князьям-злодеям крест не свят,

Везде в Приказах и Управах

В Москве изменники сидят!'

'Пора их бить!' - поднялся Юрьев,

Кивнул обритой головой;

Кафтан, рубаха, пояс шурьев,

Искрились нитью золотой.

Он был высок, широк и статен,

В движеньях ловок, чуб носил

Как Святослав, на лик был красен

И на ливонца походил.

Имел он голос звучный, сильный,

И как с написанного рёк:

'Всё ближе к нам рубеж могильный.

Кому такое невдомёк.

Претят гам всем дела презлые

Немовых, Кашиных, других?

Враги нам все Шевыревые,

Куракин, сонм Головиных.

В Кремле, где ульище осиный,

Мы под надзором, колпаком.

Коль мы восстанем, в миг единый

Нас тут раздавят большинством.

Наверно помните вы дело

Минувших дней кровавых свор,

Когда на нас взьяриашись зело,

Поднялся весь кремлевский двор.

Злодеи Шуйскими ведомы,

Ревнуя Бельского к царю,

Мятеж подняли, на иконах

Поклялись злому главарю.

Враги вошли числом пять сотен,

Да из Владимира ещё

Три сотни, в Кремль, не зная совесть

Закрыли всех на пересчёт.

Погром устроили той ночью;

На снег сгоняли баб, мужей,

Детей, одежд летели клочья

Под смех кровавых палачей.

Бессудно многих так убили.

В Приказах письма, списки жгли.

Ивана Бельского схватили,

На Белоозеро свезли!'

Настало тяжкое молчанье.

Его нарушил вдруг Старко.

Вскричал: 'Писать нам завещанье,

Скажи скорее, делать что?'

Сказал Басманов: 'Что готовят

Всем обречённым бдящим тут?

Быть может в землю нас зароют,

В чернцы насильно постригут?

Предать святого государя,

Для православных смертный грех.

Он крест несёт себя снедая,

Собою жертвует за всех!'

Все остальные зашумели,

Втыкая в стол свои ножи:

'Ты говори скорей о деле,

Как защищаться нам скажи!'

Ответил Юрьев: 'Мы в ловушке

Китайгородской и в Кремле.

Мы как в ведре одном лягушки,

Что делать нам понятно мне.

Здесь отбиваться будет трудно -

Родню жаль, чада, челядь, скарб.

Бежать нам нужно; скажем будто

Царь на молебен едет в храм.

И пусть он завтра чинно едет,

Как много раз уж знают все

Он ездил, с ним все на рассвете.

И не забудьте о казне.

Она должна лежать в подводах.

Дьяк Тютин, дело то твоё!'

Встал Тютин: 'Не впервой в походах.

Всё спрячем в старое тряпьё.

Уж все посчитано, готово!'

Кивнул Басманов: 'Караул

Поедет из полка царёва,

Кто на иконе присягнул'.

'Такие есть, - привстал Черкасский, -

К присяге сам их приводил.

А двух лазутчиков, как в сказке

Убил и в прорубь их спустил.

'Коней откормленных готовьте.

Царевых замыслов и слов

Вы ненароком не раскройте,

Чтоб враг ослеп наш и оглох'.

Шипел огонь, по драни крыши

Скребла метель, гудел, стонал

В заслонках ветер, еле слышно

В подвале мученик кричал.

В Китай-городской церкви полночь

Отмерил колокол во мгле.

Всем показалось, что сквозь копоть

Ожили фрески на стене.

На сводах, в нишах грановитых,

Вдруг двухголовые орлы,

Грифоны из звериной свиты,

Вздохнули в капельках росы,

Русалки из цветов дичайших

И птицы сказочной земли,

Со всех сторон в людей молчавших

Глаза уставили из тьмы.

Иван щекой задёргал, вышел

В круг света, встал посредь палат.

Слизнёв, ступая еле слышно,

Шепнул, неся царёв халат:

'Из Кабарды халат сей ести'.

Сказал Иван: 'Дела горьки.

Царя иметь им много чести,

Москве князька иметь с руки.

Как хорошо, что вас так много,