Колодец Времени

- Сюда привел тебя Шива в прошлый раз. В Точке Возврата начинается новая жизнь. Нужно отдохнуть прежде, чем идти дальше.

Лхаце села возле костра, достала из котомки фляжку, отпила пару глотков и предложила Шефферу. Тот с жадностью сделал глоток и закашлял.

- Что это?

- Настойка женьшеня, без нее мы замерзнем. Не пей много, Дава, иначе ты не почувствуешь ног и не сможешь идти дальше.

Настойка приятным теплом разлилась по телу и вселила уверенность в успехе предприятия.

Вдруг Лхаце запела. Песню подхватил ветер и понес с горы вниз, в долину. Шерпка пела о земле, о горах и звездах, о радости бытия. Весь мир охватила песня, весь мир вобрал в себя женский голос и резко оборвался на одной высокой ноте.

- Пора, - сказала Лхаце, присыпала костер снегом и пояснила: - Кайлас – Девятиэтажная Гора Свастики. Каждый этаж – это чья-то жизнь, это целый мир. Мало кто доходил до шестого этажа. Миларепа дошел до седьмого, но никто, слышишь, Дава, никто не достигал вершины.

- Почему ты пошла со мной, Лхаце? Зачем рискуешь жизнью?

- Потому что ты Дава, а он Шива, - ответила шерпка и смело ступила на «первый этаж» Кайласа…

Глава 16

То, что Лхаце назвала «первым этажом», скорее было первым этапом, началом всего – зарождением и появлением мира и его ограниченных форм. Вместе с возникновением бытия возник и еще один Кайлас, настоящий Кайлас – внутренний, невидимый и, возможно, более реальный, чем Великая Снежная Гора в системе Гандисышань. Лхаце ощутила его, увидела его и не удивилась: отец рассказывал ей об истинном Кайласе, но в детстве смысл слов был не ясен и воспринимался слишком буквально.

Настоящий Кайлас взлетел в небо, и на месте вертикальной расщелины появилась лестница с четко выраженными ступенями, сужающимися к вершине и соединяющимися в одной точке. Шерпка посмотрела на европейца: «Может, все-таки Дава тоже видит другой Кайлас? Нет, чудес не бывает…»

Шеффер проверял альпинистское снаряжение и даже не подозревал о существовании еще одной Горы, воздействующей на внутренний мир и выходящей из него. Мужчина готов был скорее поверить в Злого Духа Бон и мифический Шангшунг, чем в реальность нереального, истинность сверхистинного, беспредельность предельного.

И Лхаце, и Шеффер восходили, но мужчина восходил, цепляясь за каменные выступы, к вершине Снежной Горы, а женщину вела лестница к высшей точке – месту обитания Шивы. Люди вместе несли свастику, вместе проверяли силу – кто силу земли, а кто силу огня. Мужчина был условной горизонтальной линией, а женщина – вертикальной, и вертикаль задавала движение знаку, подчиняя выбору горизонталь.

«Первый этаж» показывал людям разные картинки, проявлял разные звуки, говорил на разных языках, но подводил к одним мыслям: первые шаги, первые слова трудны, как трудна первая жизнь из цепочки всех земных жизней, но именно она определяет существование последующих.

Шеффер, преодолевая порывы холодного ветра, слышал голос матери: «Сынок, завтра конфирмация. Проходить ее в Кельнском соборе – великая честь для любого немца. Ты все запомнил? Я верю в тебя, мой мальчик, ты родился под счастливой звездой». Эрнст видел суровое лицо отца и улыбку соседской девчонки Марты, с которой, взявшись за руки, он вошел в собор. Шеффер вспомнил, как от сильного волнения он забыл все слова, выученные с мамой накануне, как лепетал дрожащим голосом нечто бессвязное, как потом над ним потешался весь двор, а мальчишки так и норовили дать тумака, напоминая таким образом речь для конфирмации. Тогда юный Эрнст дал клятву, что больше никогда у него не задрожит голос, какими бы волнующими событиями ни была наполнена его жизнь.

Лхаце на «первом этаже» увидела седые волосы отца, глаза, полные тихих слез, услышала голос: «Дочка, мамы с нами больше нет. Сейчас она далеко-далеко. Ее позвал Шива». Тогда девочка плакала, долго плакала, а потом поклялась, что когда-нибудь она бросит в лицо Богу гневные слова и упрекнет его в жестокости. Правда, для свершения задуманного нужно взойти на Кайлас, так как единственным местом, где живет Шива, была Великая Снежная Гора.

Мужчина и женщина чувствовали вновь детское горе, такое разное, несоизмеримое, но все же горе, сдавливающее и тело, и душу настолько, насколько тело и душа могли выдержать давление.

Лхаце не шла – «летела». Крылья детства несли ее тело вверх по лестнице, вспыхнувшей яркими звездами. «В Точке Возврата начинается новая жизнь», - вспомнила она слова, адресованные Даве, и поняла, что произнесла их тогда для себя, что все слова человек произносит для себя, и даже слова, обращенные к Богу.

Шеффер ступал по камням и снегу, ступал медленно, но уверенно. «В Точке Возврата начинается новая жизнь», - вспомнил он слова шерпки и только сейчас осознал, что постигнуть можно прожитое, проверенное и отпущенное на свободу, что это он сам говорил для себя же, но устами Лхаце, что все слова человек произносит для себя, даже если выступает с высокой трибуны перед народом.

Неожиданно для себя Лхаце остановилась. Неожиданно для себя догнал ее Шеффер.