Колодезная пыль(СИ)

Георгиев Борис "Колодезная пыль"

...в каждой ячейке жила человекоподобная пчела, может

быть даже личинка. Это было ощущение единства

моего собственного тела и тела гостиницы, где меня

поселили. Одновременно я был и человеком и зданием.

Валентин Катаев, "Святой колодец"

Глава первая

Дверь цвета слоновой кости спела деревянным голосом, лениво повернувшись на петлях.

- Что ж такое опять? - спросил Валентин Юрьевич и взялся за литую ручку.

- Недели не прошло, - брюзжал он, слушая дверной скрип.

Квартира номер четыре старчески зевнула, показала коридорное горло.

- В прошлую пятницу тебя стесал, - напомнил Валентин Юрьевич стёсанному чуть не до палубных досок пола порожку. Весь в зарубках, ни дать ни взять - календарь Робинзона.

Валентин Юрьевич осмотрел дёсна дверного зева: "Опять?.." - и убедился, что был прав. Снова перекосило коробку. Тогда он, не слушая скрипучие причитания, прихлопнул дверь, налёг плечом, вонзил с вывертом ключ, вытащил. На ходу бросил через плечо:

- Дождёшься, когда-нибудь я тебя уволю вчистую. Выставлю за дверь.

Посмеялся - не так-то просто выставить дверь за дверь! - спустился, выскочил на нижнюю веранду, - не проще, чем выгнать из дому дом! - оглядел по-соседски двери нижних квартир - вторая... третья... пятая...

- О, где же ты, Резиновая Зина? - шепнул он цифре "пять" на медной бляшке, вбитой в дерматиновую стёганку. Пожалел, что никогда больше не услышит из-за приоткрытой двери обычное: "На службу, Юрочка?" Беспамятная Резиновая Зина вечно путала сына с отцом. Подумал: "Никогда", - резво скатился по короткой лесенке нижней веранды, свернул возле крыльца шестой квартиры (вельзевулово логово!) на асфальтовую, треснувшую вдоль стены дорожку. Прочь со двора, за уго...

- О!

Чуть не ухнул в бездну. Что за новости? Там, где вчера ещё торчал строительный забор, где приходилось тискаться меж корявыми ребристыми листами и стеною, зияла пустота. Пропасть, обрыв. В него, вертясь и ныряя, валились вялые листья - сорил янтарём ясень. Валентин пал на четвереньки, подобрался к самому краю и заглянул в ямину. "Метра четыре, не перепрыгнуть, - подумал он. - Да и к чему прыгать?" Бесполезно. Широкая, ровная траншея шириною четыре метра уходила вправо за угол дома, куда заглянуть не хватило духу, и влево - впритирку к зеркальной скале новостроя. За траншеей островок земли, усыпанный кирпичным крошевом - останками дома номер восемь по Девичьей улице, - но именно что островок, усеянный строительным мусором прямоугольник в окружении рвов. Валентин Юрьевич вгляделся в темень расселины, - жуть, дна не видать, голова кружится! - в чёрноте ему померещилось бурление, будто кипела смола, потом, когда привыкли глаза, он различил багровые сполохи, словно бы на дне разреза тлели угли. Не кое-как под слоем золы, а ровными рядами - как ёлочные гирлянды или нанодиодные росчерки. Такие с недавних пор повадились лепить повсюду рекламисты, обозначая контуры воздушных замков - будущих новостроев. "Ага, вот это что!" - сообразил Валентин Юрьевич и отполз от края, чтобы не сорваться. Мысль его, оттолкнувшись от воздушных замков, получила верное направление. Не рекламисты, а строители. Не видел никогда вживую, как растёт бактобетонная коробка, но догадался - это она. Сполохи внизу - огоньки СВЧ-активаторов, а бурление... "Страшно представить, что было бы, попади я туда. Силикофаги, знаете ли... Шею бы свернул, вот что. А дальше - какая разница? Переварили бы меня и отгрохали многоквартирный памятник. Нерукотворный". Разыгравшееся воображение вмиг нарисовало, как лезет из земли замешенный на крови, печёнках и селезёнках шестидесятиэтажный монумент - десять этажей под, остальные над - вздымается фаллическим символом новой жизни.

- Зачем забор убрали, идиоты?! - крикнул, вытянув шею в юго-западном направлении Валентин. Стоя на четвереньках у края обрыва, озверел больше от бессилия перед мощью техники, чем от запоздалого страха. Вопль, перекатившись через ров, потерялся над снесённым кварталом - весь западный склон холма был готов к застройке, и кое-где уже лезли из земляных дёсен желтоватые зубы бактобетонных стен. Тут Валентин Юрьевич припомнил, что строители были в своём праве, убрав забор. Дом номер десять на перекрёстке улиц Девичьей и Черноглазовской числился отселённым, стало быть, винить в разгильдяйстве нужно не застройщиков, а себя. И не себя даже, а дражайшую половину, Ленку Викторовну, затеявшую перед отселением обмен.

- Елена Распрекрасная, - проворчал Валентин. Решил, не поднимаясь с четверенек, осторожно глянуть за угол - вдруг как-то можно исхитриться и выбраться на Девичью?