Колодцы знойных долин

Турасов отошел к стене, где висел длинный ряд почетных грамот и дипломов, полученных за долгие годы работы в совхозе. Поглядел на них, поправил покосившуюся раму. Заложил руки за спину, задумался, опустив лобастую лысую голову. В этот момент он был очень похож на отца — бия Тураса, и Манкас улыбнулся, вспомнив дядю, с которым так и не нашел общего языка. Долгим оказался его путь на родину, потребовалось целых тридцать лет. И странно, подумал Манкас, что все эти годы, хоть и тосковал по Козкормесу, он не ощущал себя оторванным от родных мест. Половину жизни, с той самой поры, когда по пути в Козкормес встретился ему отряд красных конников, он отдал служению огромной Родине, ибо это совпадало с устремлениями его души. Прошел все войны, которые только выпали на долю страны, и был уверен, что выполнил свой жизненный долг перед людьми. В Козкормес он приехал, когда тоска стала совсем уже невыносимой.

Он подумал, что причиной всему старость, и приехал, заранее сказав себе, что потом, когда увидит долину пустой, ему станет еще хуже. И неожиданностью оказалось, что в родных местах жили сородичи. Это поставило его в тупик.

— Ты еще поедешь на Украину?

— А как ты думаешь?

— А ты привези оттуда жену и детей, — предложил Турасов. — В соседних совхозах сколько угодно русских семей. Да ты и не усидишь больше в Киеве!

— Говорун ты.

— Сердишься! А что я обидного сказал? За отца я не в ответе. Да и ты сам, говорят, был крепколобый — другого такого упрямца не сыскать больше.

— Мы уже говорили на эту тему. — Манкас попытался улыбнуться, но Турасов не смог уже остановиться.

— Я ведь любя говорю, — продолжал он с горячей убежденностью. — Надо же нам, родичам, высказаться начистоту. Я искренне, по-братски хочу, чтобы мы жили вместе. Хватит! — воскликнул он слишком решительным тоном. — Хватит, достаточно пожил на стороне! Перебирайся на землю отцов. Вот соберем совет мудрецов, — Турасов рассмеялся, довольный своей находкой, — и постановим: переехать капитану в отставке Манкасу на родину и работать в совхозе. И одним родственником больше, и работником…

— Перестань, — отмахнулся Манкас, чувствуя мучительную неловкость оттого, что Турасов так неуклюже старается сблизиться с ним.

— Ну хорошо, чего ты добиваешься? — Турасов подошел и сел рядом. Тон его стал серьезным. — К чему теперь беркуты? Жизнь изменилась, люди живут в достатке, дети учатся, овладевают какой хочешь профессией. Вон какую войну пережили. Ну к чему теперь беркуты? Брат покойного Амина занимается птицами, третий год сидит в Москве. Хватит, наверное, на аул одного орнито… Э-э, как его…

— Орнитолога.

— Вот именно.

— Это, между прочим, худший вариант беркутчи.

— Ну да! — недоверчиво заметил Турасов. — Скажешь тоже. Это ученый.

— Можешь спросить у самого орнитолога, когда он приедет. А ты вот не задумывался, почему Амин после возвращения в Козкормес отдал брата в детдом, тогда как кругом были вы, родичи?

— Упрям был, как и ты, — рассмеялся Турасов. — Что, не знаешь козкормесцев?

Манкас усмехнулся:

— Неужели до сих пор не понял, что это не упрямство? Я так и предполагал, что вы не задумывались над этим…

— Мы помнили и любили тебя, — перебил его Турасов.

— Так и знал, — повторил Манкас, и в глазах его появился холодный блеск. — Потерялись люди, вот что! Поддались уговору твоего отца, спустились в долину и сломались. Перемена образа жизни не дается без потерь. А тут целый аул ни с того ни с сего перебрался в долину… Не успели опомниться — а от него уже осталось несколько семей. Искали землю обетованную, а попали в Ноев ковчег… Чуть сами не перегрызлись…

На лице Турасова отразилось беспокойство, стул под ним заскрипел.

— Ты, видать, хороший организатор, но, кроме производственных планов, в голове человека должно быть еще кое-что, — раздраженно проговорил Манкас, доставая кисет. — Твоего отца тоже тянуло к цифрам. А ведь ты всего на десять лет моложе меня.

В комнату вбежал Кенес, и мужчины замолчали. Ке-нес был голый по пояс, с закатанными до колен спортивными брюками. Весь мокрый.

— Что это с тобой? — недовольно спросил его отец. — Что за вид?

— Обливался холодной водой. — Кенес взял полотенце и стал растираться. — Папа, если поедешь в город, посмотри в магазине альпинистские ботинки. Манкас-ага говорит, что не помешали бы крючья и клинья. Настоящие, заводские. В общем, все, что полагается для скалолаза.

— Поеду не скоро, — ответил отец, вставая со стула, и вдруг сорвался на крик: — У меня сенокос!.. Вот он у меня где сидит! — Он заученно ударил ребром ладони по шее. — Людей не хватает. В МТС еле выпросил два трактора, так один тракторист заболел, а другого вызывают на смотр художественной самодеятельности, Кобызши, чтоб его…

— Что же ты не сломал его кобыз? — тихо справился Манкас. — Достаточно в таких случаях порвать одну струну…

Турасов смерил его тяжелым взглядом и медленно, сквозь зубы произнес:

— А ты… из злых!..

Он отошел от него, потом остановился: