Колодцы знойных долин

Прошла еще одна ночь. Люди спали всего два часа. Едва забрезжил рассвет, как обоз снова тронулся в путь. Неожиданно Жумаш вскочил на одну из подвод, развязал тугие канаты и сбросил на землю мерзлую баранью тушу. Обоз остановился мгновенно. Набежали люди, откуда-то появился хворост, заполыхали костры. Это было в четырнадцати верстах от Маката, на безлюдных колодцах Коль-кудук. Но силы людей были на исходе, и в буранный полдень, уже на самом подходе к нефтепромыслу, Жумаш развязал мешки и роздал степнякам по горстке пшеницы.

Долог был путь до нефтяного Маката. Потом Санди не раз будет вспоминать эту горькую, нескончаемую зимнюю дорогу, свой тяжелый разговор с Жумашем и так и не сможет до конца определить — кто из них был прав: она или Жумаш…

Обоз обогнул стройные черные вышки, рядом с которыми теснились будки и резервуары, и запетлял между землянками и длинными бараками поселка. Повсюду валялись груды железа и мотки проволоки. Из труб домов валил густой черный дым, и снег на улицах был темным от копоти. В самой середине поселка высилось узкое двухэтажное здание, построенное еще прежними хозяевами промысла — англичанами. В нем размещался руд-ком, который решал все производственные дела нефтепромысла; туда, окруженный жителями поселка, выбежавшими навстречу, медленно пробирался обоз. Подводы наконец остановились, и красноармейцы, сопровождавшие обоз, тут же стали заносить мешки и бараньи туши в помещение.

Оживленный гул стоял над площадью. Жители знакомились со степняками, узнавали, откуда они, из каких аулов. Некоторые с радостью находили своих сородичей.

Санди стояла в самой середине толпы, крепко держа в руке узелок. Напряженно прислушивалась к словам людей и, как многие степняки, смотрела на крыльцо, где в окружении нескольких русских и казахов стоял Жумаш. Высокий голубоглазый бородач в промасленном коротком полушубке и с кобурой на поясе то и дело хлопал Жумаша по плечу. Санди вдруг показалось, что ее кто-то окликнул. Она обернулась и увидела рядом знакомое улыбающееся лицо. Всплеснула руками:

— Кумар!.. Ты?..

Губы Санди задрожали, сдавленно рыдая, она прислонилась к его груди. Кумар неумело успокаивал ее. Никто не обращал на них внимания, люди продвигались ближе к крыльцу, где выступал бородач.

— От имени рабочих и жителей Маката, от имени рудкома и управления, возглавляющих восстановление нефтепромысла, я приветствую вас, товарищи! — Он говорил на казахском языке с легким, но все же заметным акцентом. — Вы, товарищи степняки, прибыли кстати, на промысле не хватает рабочих рук. Советская власть не сможет просуществовать без нефти, а значит, не сможет отстоять свободу, завоеванную огромными жертвами. Можем ли мы позволить это? — Он передохнул, оглядел людей, тесно стоявших вокруг, и продолжал, слегка откинув голову: — Нет, не можем! Бедняки — казахи и русские, воевавшие за победу народной власти, должны теперь идти рука об руку на трудовом фронте. Что может быть благороднее труда для своего народа?

— Верно говоришь! — закивали старики, стоявшие по обычаю впереди всех. — Для того и пришли мы в Макат.

— Белогвардейцы разломали оборудование, вывели из строя скважины. Они думали, что мы не сможем сами добывать нефть, в которой будут нуждаться наши заводы и фабрики. Но сейчас уже отремонтированы четыре скважины, а с вашим приходом дела пойдут лучше. Мы ждали вас. Партия направила на Эмбинские промыслы специалистов, группа товарищей приехала и в Макат. Вот с Жумашем, который помог вам добраться до Маката, мы вместе воевали в Красной Армии. Сам я макатский, еще при англичанах работал здесь электромонтером. Сейчас председатель рудкома. Поэтому по всем интересующим вопросам обращайтесь прямо ко мне. По-казахски, как видите, умею говорить. — Он рассмеялся. — Вы устали с дороги, устраивайтесь, отдыхайте…

Санди внимательно слушала бородача. Когда она увидела Макат, ее, как и многих, охватила робость. Здесь все было непривычно, словно они попали в другой мир. И густой запах нефти, прочно стоящий в воздухе, и черные вышки, окружившие поселок, и возбужденные рабочие в измазанной маслом одежде…

Люди задвигались, когда председатель рудкома закончил свое выступление. Было видно, что они приободрились. Лишения и голод, перенесенные в пути, отошли, уступили место сознанию, что они здесь нужны, их ждали и им верят.

После Семенова — фамилию председателя рудкома уже знали все — выступил маленького роста, худой, но энергичный парень по имени Сагингали. Речь его была краткой и касалась в основном будущей работы степняков. Вместе с одним джигитом он быстро записал фамилии прибывших и сообщил, что с завтрашнего утра всех поставят на паек. Через полчаса люди были вселены в пустующие бараки, несколько семей остановились у родственников.