Кологривский волок

Ленька и Минька давно торчали на печке, осторожно выглядывая из-за бруса: Татьяна ходила с кожаной сумочкой, продавала билеты. Она, конечно, и не думала брать с них деньги, но им доставляло удовольствие прятаться от нее, сдавленно хихикая.

Застрекотал аппарат. Примолк народ, только слышно было сдержанное покашливание. Ленька впился глазами в экран. Дрогнули красные бойцы перед казаками, бегут в панике. Навстречу пылит тачанка с пулеметом, в ней — сам Чапаев! Знакомые по картинкам усы, соколиный взгляд быстрых глаз. С одного боку — кобура, с другого — шашка. И уже нет страха у бойцов, бегут обратно к месту боя вслед за командирской тачанкой.

— Смотри, белые драпают! — подталкивал локтем Минька. Он теперь все кино будет елозить по брусу и выкрикивать. Ленька недовольно отпихнулся:

— Да помолчи!

Для него сейчас не существовало ни избы, заполненной людьми, ни печи, на которой он сидел. Ленька атаковал вместе с красными, ему хотелось быть рядом с Чапаевым. И как он завидовал ординарцу Петьке! Особенно в тот момент, когда Петька вышел на крыльцо и небрежно выстрелил из нагана в воздух, утихомиривая расшумевшихся бойцов…

Скачут ночной степью белые казаки-бородачи. Спят в станице чапаевцы. Надо предупредить их! Что же дремлют часовые? Ленька крепче жмется к брусу, обида закипает в нем. Последние кадры бегут, как в тумане: слезы застят. Все ближе ложатся очереди к плывущему Чапаю… Уже свет включили в избе, а в ушах отчетливо стучал пулемет, и сквозь этот стук отрывками долетал разговор стариков:

— Да-а, геройский был человек!

— А все-таки оплошал.

— Может, и жив остался? У самого берега был, — заметил Павел Евсеночкин.

— Навряд ли.

Татьяна перебила их:

— Не расходитесь, журнал еще покажу.

Снова была война. Наши били немцев. «Катюши», точно молнии, полосовали небо, шли в наступление танки, за ними волной катилась пехота — лица перекошены криком и яростью. И совсем другое: танки входят колонной в город, их облепили улыбающиеся автоматчики в касках. Жители ликуют, размахивают руками, бросают советским солдатам цветы…

Домой Ленька шел с братом. Держался за руку, потому что темно было, хоть глаз выколи, и стук движка напоминал пулеметную дробь.

— Раньше было интересней воевать. Правда? — спрашивал он брата. — Верхом на лошадях, с саблями!

— Сейчас техника. Видал: танки — сила! Чапаеву хоть бы один такой, так он гнал бы беляков, как овец, — рассудил Серега.

— Слушай, а могли бы в кино показать отца?

— Солдат-то тысячи, всех не покажешь.

— Там на танке сидел один похожий.

— Это тебе показалось, у нашего отца другая служба.

Серега взял Леньку под мышку, перенес через канаву.

— Тебя скоро в армию возьмут?

— На будущий год, а может быть, и нынче, тогда повоевать еще успею.

Сереге страстно хотелось на фронт. Представлялось, как вернулся бы он в Шумилино, подобно Ивану Назарову, обстрелянным бойцом, имея ранения и награды. Родиться бы хоть на год раньше.

Думал о Катерине. Что-то произошло с ней. Сидела смирная, отчужденная на табуретке возле печки. Вроде бы и не хозяйка у себя в доме.

19

В самую распутицу ездили втроем на одной подводе в Кологрив продавать мясо: у Сереги была старая овца, у Лизаветы Ступневой с Катериной — теленок. Ступневы и Назаровы договорились одного теленка поделить пополам дома, другого увезти на базар.

Хорошо продали. Серега, придерживая в кармане выручку, сгоряча поторговался с шельмоватым, раскосым мужиком за новые кирзовые сапоги и на ногу померил — ладны, вот бы вырядиться, да слишком дороги, не хотелось возвращаться домой без денег. Где их еще возьмешь? Налог платить надо, из-за того и повезли мясо на базар.

Бабы где-то раздобыли по два куска мыла да фланели, а Серега купил полмешка овса и кепку, у старой-то картон из козырька лезет.

Все бы ничего, но дорога гиблая, одно мучение. На переправе через Унжу с Карькой помаялись: не идет на паром — и шабаш! Может быть, такой широкой воды не видывал. Из дому ехали с мясом, обратно — с деньгами, переживали: всякое приходилось слышать про Кологривский волок, свои, деревенские, рассказывали. Нынче время такое, что только и жди беды, в лесу долго ли встретить лихого человека, говорят, ловят двоих беглых солдат, где-то здесь укрываются.