Колокол

Деспот оставил мушкет, схватил старика за шиворот, словно ребенка, вырвал кусок бороды и отбросил инока, как матричную куклу.

— Vive l’Empereur Napoléon!

(— Да здравствует император Наполеон!)

Олег испытал непреодолимое желание поквитаться с обезумившим лягушатником, благо расстояние позволяло, и вонзить ему в глаз кованый гвоздь из колокольни, что нащупал в кармане, но сдержался. Не для этой цели он прибыл сюда. История уже рассудила, кто оказался на ее свалке, а кто в Париже. На соборной паперти послышалось звонкое цоканье конских подков, верхом в притворе появился адъютант на взмыленной вороной лошади. Он передал офицеру срочную депешу. Прочитав послание, француз снова выругался и заспешил к выходу, по дороге он приказал запереть всех троих в подклет (подвал) до его приезда.

Глава 3

Конвоиры, не церемонясь, швырнули пленников в мрачное подземелье и заперли железные двери.

— Темень какая, — заговорил Ипат. Его дрожащий голос звучал приглушенным в каменном мешке. Старик отчаянно охал где-то в глубине.

— Да будет свет, — отозвался Олег, и тоненький огонек китайской пьезозажигалки затрепетал в сыром помещении с низким потолком. К счастью, Олег приметил на полу несколько сальных огарков, и Ипат слепил пару худых свечей. Свет они давали тусклый, но достаточный, чтобы совсем не погрузиться в апатию во мгле чернильной.

— Что станется теперь с нами? — кручинился Ипат.

— Вам спастись дано, — раздался ответ старика, — а меня вздернет Иуда проклятый.

— За что? — всполошился Ипат, и на глубоком его выдохе печальном огоньки на фитилях встрепенулись.

— За то, что я русский, — заключил духовник сухо.

— Не дрейфь, Ипат, — вмешался Олег. — А ты, дед, часом, не чародей сам-то? Больно напоминаешь колдуна одного.

Старец затряс козлиным остатком бороды от негодования.

— Игумен я, Павел. А вот отколь вы? Еще вопрос!

— Будет тебе. Не обижайся.

Долговязый Ипат вынужденно облокачивался о стену так, что головой упирался в потолок, и никак не мог сесть по причине полученного увечья. Дабы отвлечься от ноющей боли в филейной части, он поведал старцу грустную предысторию и добавил, чуть не разрыдавшись:

— Если не найду колокол, колдун пригрозил обратить меня в гранит.

Старец не проронил ни слово, а только поглаживал клочок бороды, погрузившись в горестные размышления. Огоньки затухающих свечей тенью играли в глубоких морщинах его страдальческого лица. Воцарилось гробовое молчание, каждый думал о своей участи, наконец, Павел нарушил тишину:

— Колдун этот — брат мне, нареченный Мортом. Дороженьки наши разошлись в древности языческой. Заблудился окаянный в чертогах преисподней. Иногда восходит на землю людей губить да путать.

— Почему Морт всемогущий сам не отыщет колокол? — спросил Олег и придвинулся ближе к старцу.

— Сила его увядает по вине благовеста. Вот только не дано отыскать колокол здесь.

— Почему?

— Ежели иносказательно, отлит он из кусочков небесного свода, там и обитает.

— Мы можем попасть туда? — с надеждой спросил Ипат.

— Все там будем, каждый в свой час. Сказывают, когда отливали колокол, добавили в сплав железный метеор без единой червоточины, что прежде веками почитали на капище. Теперь на месте капища того стоит собор нынешний. Воистину это колокол всея Руси и звонит по душам загубленным. Третьего дня колокол исчез со звонницы невесть как. Ангелы спрятали по святой воле в сфере блаженных. Ищите сердцем.

— Загадками говоришь, дед, — сказал недоверчиво Олег, — а вернуться нам как в свое время?

— А как прибыл сюда? Так и воротишься.

Перспектива вновь бросаться с высоченной колокольни не впечатлила Олега, и потом, куда бы он приземлился в своем времени. Верная смерть. Ипат обхватил голову и принялся нашептывать под нос молитву о спасении. Игумен зашевелился, снял обувь, перевернул сапожок и стал усиленно вытряхивать его, ударяя по подошве. Наконец, что-то, увесистое завернутое в ветошь, выскользнуло из обуви. Старец колесом согнулся и принялся развязывать тугой узелок. Олег ничему не удивлялся и безучастно наблюдал за копошением монаха. Минуту-другую и появился янтарный камень. Солнечный самоцвет походил на крупный прозрачный леденец с покатыми уголками. Олег поднес огонек зажигалки, и чудесный янтарь заиграл переливами золота. Ипат замер от удивления. В центре драгоценной окаменелости изумительное насекомое застыло многие миллионы лет назад. Старец, предвкушая расспросы, тут же пояснил:

— Жалящий шершень.