Колокол

Дора не исключала, что Ноэль Спенс мог вполне вообразить, что письмо, которое она обронила, предназначается ему, да и содержанием своим оно прекрасно поддерживало эту иллюзию. Поэтому весьма вероятно, что Ноэль около двух объявится у сторожки, и мысль эта удерживала Дору от того, чтобы пойти туда раньше и поискать Тоби. Но теперь-то Ноэль уж наверняка притомился от ожидания и отправился спать. Так что можно преспокойно идти к сторожке, в любом случае это лучше, чем, продрогнув до мозга костей, слоняться по амбару, пугаясь собственной тени. Дора двинулась по тропинке.

Луну скрывали тучи, а тропинка была запущенная, заросшая, но Дора теперь знала ее как свои пять пальцев, да ей и безразлично было, что вереск и куманика царапают ноги. Чувствовала только теплую кровь на лодыжках. Выйдя из лесу, она не пошла вокруг дома, к переправе, а повернула к дамбе.

Два окна по-прежнему горели, и, глянув вперед, через озеро, она увидела, что и в сторожке горит огонь. Это ее чрезвычайно встревожило.

Дора побежала — сначала вдоль монастырской стены, потом наискосок от нее, по траве, к сторожке. Приблизившись к ней, Дора перешла на шаг и, сторонясь хрусткого гравия на дороге, начала осторожно подходить, тихо ступая промокшими ногами по сырой траве. Она увидела, что свет горит в гостиной. А у Тоби в комнате света нет. Она осторожно подкралась к окну. Это было современное створчатое окно, застекленное небольшими освинцованными квадратиками стекла, оно было приоткрыто. Дора слышала приглушенный шум голосов. Она встала на четвереньки и поползла к окну, пока не очутилась почти под ним. Голоса теперь слышались более отчетливо — вместе со звоном стаканов.

— Трудно сказать, в шутку они это задумали или как, — говорил Ник. На слух он был пьян. — Разве таких людей угадаешь…

— Извините, мистер Фоли, но я все-таки не понимаю, — сказал другой голос.

Уж на что Дора продрогла, и все равно похолодела от ужаса. Голос был Ноэля. Забыв про осторожность, Дора подняла голову на уровень подоконника. Ноэль с Ником сидели за столом с бутылкой виски посередине. Больше в комнате никого не было. Ошарашенная и испуганная, Дора плюхнулась вниз, на подушку из мокрой травы.

— Понимаете, — продолжал Ноэль, — в техническом отношении история так замечательна, что было бы жаль хоть что-то в ней исказить. Да и вообще я всегда предпочитаю понять, что к чему. Даже у нас, газетчиков, есть свои нравственные нормы, мистер Фоли. Благодарю вас, совсем капельку.

— Все, что мог, я рассказал, — сказал Ник. — А понять, что к чему — да неужто кто-нибудь понимает, что к чему? Все, что вы можете, — это изложить некоторые факты, большего я вам и не предлагаю. Что произойдет завтра — никому не известно. Все, что могу обещать вам, так это представление. Надеюсь, фотоаппарат с вами?

— Извините, что продолжаю надоедать вам, — говорил Ноэль ровным терпеливым голосом человека трезвого, разговаривающего с пьяным, — и я знаю, что вы, должно быть, страшно устали, но не пробежимся ли мы еще разок от начала до конца? Я хотел бы проверить свои записи. Так вы говорите, что два члена общины, кто именно — вы не открываете, обнаружили старый колокол, когда-то давно принадлежавший монастырю. И эти двое затевают то, что вы называете чудом, — подмену нового колокола старым. Но чего они хотят этим добиться? В конце концов, это ведь Англия, а не Южная Италия. Это больше походит на розыгрыш.

— Кто знает, чего они хотят добиться? — сказал Ник. — Уверен, они и сами не знают. Может, огласки. Я же говорил вам, община обращалась за финансовой помощью. А если нам кажется, что это похоже на безумие, не более это безумно, чем верить, будто Иисус Христос был Богом и что он умер во искупление наших грехов.

— Не могу согласиться, — сказал Ноэль. — Вера — дело в высшей степени избирательное. И люди будут верить, те самые люди, которые во всем остальном будут сообразовываться со здравым смыслом. Но, оставим это, продолжим нашу историю. Так вы говорите, план этот теперь не осуществится?

— К несчастью, нет, — сказал Ник. — План был красивый, но у одного из участников сдали нервы.

— Как вы могли догадаться, у меня нет симпатии к такого рода компаниям. Не думаю, что эти люди сознательные лицемеры, они просто рождены быть шарлатанами malgre' eux [58]. Уверен, в этой чокнутой общине есть и свои распри, и свои мании, и я ничего не имею против того, чтобы сделать о ней репортаж без комментариев. Коли уж люди хотят перестать быть обыкновенными полезными членами общества и тащат свои неврозы в какую-то глухомань, чтобы поиметь то, что они воображают духовным опытом, к ним, уверен, надо проявлять терпимость, только, убей меня, не пойму, почему надо выказывать им почтение. Но, как я сказал, я хочу сделать репортаж, а не злословить. Что меня интересует, если вы позволите спросить об этом — не для печати, — что вас побуждает рассказывать мне все это? Да, спасибо. И себе тоже подлейте.