Этим они сейчас и занимались. Новый колокол, водруженный на тележку, стоял на гравийной площадке у трапезной. Двери в трапезную были распахнуты настежь, за ними открывались столы, покрытые по такому случаю скатертями и сервированные «а-ля фуршет», чаепитие из-за ненадежной погоды было невозможно провести, как первоначально рисовала себе миссис Марк, на открытом воздухе. Благодаря помощи тех, кого Джеймс именовал деревенским гаремом Пэтчуэя, угощение предстояло отменное. К этому времени все уже разглядели колокол и все выразили свое восхищение. Стоя посреди площадки, сверкая на мигающем солнце гладкой полированной бронзой, как золотом, он выглядел донельзя странно и все же был исполнен могущества и значительности. Поверхность у него была ровная, за исключением каймы с
орнаментом, обхватывавшей его чуть повыше обода, и надписи, составленной епископом, ревностным почитателем старины: "Defunctos ploro, vivos voco, fulmina frango"[49]
. Ha плече у колокола было также написано — видеть это Доре было странно -"Gabriel vocor".На колокол был накинут облегающий cо всех сторон покров из белого шелка. Покров был собран их нескольких оставшихся с войны лоскутков парашютной материи, которые нашлись у миссис Марк в том, что она именовала «хла-мовник», — огромной залежи всяческого тряпья. Материя была тяжелой и слегка блестящей. Хлопчатобумажная кайма, теперь оборкой разложенная на тележке, была присборена на нитку по более узкому краю. На верхушке колокола белый купол, сойдясь у одной точки, снова раскрывался и спускался по бокам колокола каскадом бесчисленных белых лент, которые надо было прихватить понизу рядами крупных петель и под конец привязать одну к другой у основания в виде каймы из фестончиков. Таким образом изображалось платье для свадьбы или для первого причастия. Если действительно думать о колоколе как о послушнике, готовящемся вступить в орден, то, по современным понятиям, он был слишком уж разодет, но по крайней мере для послушников обычно носить белое. Дора, которой в изделии миссис Марк виделась скромная застенчивость миленькой ночной сорочки, с облегчением отметила, что покров сшит одним куском, так что можно легко его снять, не повредив оборок и воланчиков. Возле колокола стоял стол, покрытый камчатной скатертью, это был импровизированный алтарь. Тяжелые камни удерживали скатерть на месте. Множество собранных деревенскими детьми полевых цветов, из которых ни у кого не было времени сделать гирлянды, охапкой лежали неподалеку, готовые к тому, чтобы в последний момент ими усыпали тележку, а пока ветер быстро уносил с них лепестки.
Ленты хлопот доставляли больше, чем предвидела миссис Марк. Отчасти виновата была и погода. Из-за весело развевавшихся и хлопавших по себе и друг другу со щелканьем, почти как у кнута, полосок сатина, которые до сих пор прикреплены были только к верхушке, колокол походил скорее на майское дерево, чем на невесту. Постепенно непослушные ленты были прикреплены к шелку по рисунку из крошечных крестиков, нанесенному карандашом миссис Марк накануне вечером, но и когда их прикрепили, трепетавшие петли давали ветру такую опору, что торопливая наметка, особенно если это была работа Доры, часто снова обрывалась. Джеймс предложил откатить тележку на конный двор, где она была бы больше укрыта, но миссис Марк, пребывавшая в совершенной панике и ожидавшая, что с минуты на минуту приедет епископ, предпочла, чтобы та осталась, где была, на виду, на площадке.
Дора, у которой от беспокойства еще больше, чем обычно, все валилось из рук, мучилась с лентой. Она уже вынуждена была один раз ее расправлять вплоть до верхушки, так как дала ей нечаянно скрутиться. Лента в ее потных руках становилась сероватой. Письмо к Тоби по-прежнему было у нее в кармане; она бы отпросилась на минутку у миссис Марк, чтобы его отдать, если бы только выяснила, где Тоби, но этого в суматохе, похоже, никто не знал. Мальчик как сквозь землю провалился. Дора надеялась, что тот наверняка появится на крещении, равно надеялась она и на то, что Пол, углубившись в свои занятия, забыв о времени, не появится или по крайней мере припоздает. Поскольку Дора без конца отрывалась, высматривая Тоби, а миссис Марк без конца отрывалась, высматривая епископа, дела у них продвигались довольно медленно.