Колокол Джозефа

Сакстус дважды обошел все столы, накрытые к возвращению его друзей. Главное место на столе занимал фруктовый торт, украшенный засахаренными кленовыми листьями и разноцветным мармеладом: ярко-красным — из смородины, зеленым — из крыжовника, светло-розовым — из лепестков розы и нежно-лиловым — из лесной фиалки. А еще там стояли караваи хлеба с хрустящей корочкой, булочки с тмином, овсяные лепешки и множество всякой всячины.

В дверь Большого Зала громко постучали, Сакстус бросился к стулу и поднес лапу к губам, чтобы все замолчали. Рэдволльцы тихо сидели за украшенными столами, глядя на дверь блестящими от нетерпения глазами.

Стук повторился вновь, уже громче, но за пиршественным столом никто не проронил ни звука. Малыши зажали ладошками рты, чтобы не рассмеяться, им ужасно нравилась шутка, которую устроили старшие.

Бум! Бум! Бум! Бум!

Четыре обрушившихся на дверь удара были подозрительно похожи на удары Чайкобоя, а раздавшийся за ними голос, несомненно, принадлежал Дандину:

— Эй, кто-нибудь дома?

Мышонок уже корчился от смеха и запихал в рот уголок скатерти, чтобы не рассмеяться во весь голос. Тяжелая дверная ручка повернулась — все уставились на медленно открывающуюся дверь.

Хон Рози просунула в щель голову:

— Ху-ха-ха!

Она распахнула дверь, и в Большой Зал ворвались вернувшиеся домой путешественники. Рэдволльцы вскочили со своих мест, встречая друзей.

— Рози, дорогая! Ты — дома!

— Тарквин! Детки мои, идите сюда!

— Дандин, разбойник, ты ничуть не изменился!

— Да и ты тоже, Сакстус! Ух ты, какой животик! Слепой Симеон тем временем ощупывал стоящего перед ним.

— Мэриел, воительница Рэдволла, добро пожаловать домой!

Мышка крепко обняла старого травника:

— Ради того, чтобы увидеть тебя, стоило пройти через все приключения!

— Да неужели это старина Кротоначальник?

— Бур-р, точно так, брат Маллен. Смотрите, вот — Колючка Шари и землеройки, и все мы, это самое… голодные!

— Лог-а-Лог, мы играли в землероек и плавали на лодках по пруду!

Предводитель землероек, смеясь, склонился под тяжестью повисшей на нем оравы малышей.

Наконец приветствия закончились, и все уселись за пиршественный стол. Аббат хотел позвонить в колокольчик, как вдруг сестра Шалфея жалобно заплакала. Все обступили ее, чтобы узнать, что случилось. Мышь в отчаянии покачала головой: ¦

— Стихи, стихи… неужели вы не помните?

Ревущий поток суждено нам пройти, Вернуться дано четырем из пяти…

Воцарилось молчание, слышно было, как Том перечислял тех, кто вернулся:

— Раф Кисточка, Дарри Дикобраз, Хон Рози и Кротоначальник. Четверо!

Сестра Шалфея поднялась с места и, рыдая, подошла к Мэриел:

— С), Мэриел, бедный твой папа, какой он был храбрый…

Сакстус лишь в ужасе пробормотал:

— Нет, нет, только не Джозеф!

Среди всеобщего хаоса раздался голос разума, то есть голос Симеона:

— Тише! В стихах говорится, что вернутся четверо, но там ничего нет о смерти. Мэриел, расскажи нам, что с твоим отцом!

Мэриел с благодарностью посмотрела на Симеона:

— Я все объясню. Джозеф Литейщик вовсе не собирается умирать. Вот письмо, которое он просил передать аббату Сакстусу.

Развернув маленький свиток, Сакстус громко прочел:

— »Моему дорогому другу отцу Сакстусу и всем рэдволльцам. Я нужен в Южноземье, поэтому я решил остаться здесь помочь им восстановить их страну. Сейчас я отливаю колокол, чтобы он звонил над этой землей в честь тех, кто погиб в Великой битве, и напоминал мне о друзьях в Рэдволле.

Думаю, у вас пир горой. Как бы мне хотелось быть с вами! Будьте счастливы, растите большими и сильными, заботьтесь друг о друге и о нашем прекрасном аббатстве. Не волнуйтесь, когда-нибудь настанет день, и мы встретимся.

Все вы живете в моем сердце.

Джозеф Литейщик».

Мэриел нежно улыбнулась и добавила:

— Джозеф награжден титулами Королевского советника, Почетного командующего армией Южноземья и назначен губернатором замка Флорет. Но вы же знаете моего отца — он хочет, чтобы его знали только как Джозефа Литейщика. Поднимите кубки, друзья, и выпьем за моего отца!

Стропила задрожали от дружного крика рэдволльцев:

— За Литейщика!

Они выпили, и Сакстус позвонил наконец в колокольчик:

— Все рассказы, веселые и печальные, подождут до завтра. Час уже поздний, а мы еще не ели. Давайте же воздадим должное этой трапезе, но только после того, как я прочту благодарственную молитву:

Уже собрали урожай — Скорее лето провожай! Стучится осень у ворот, Стрижи отправились в полет… Друзья вернулись к нам опять — Теперь давайте пировать.

Рэдволльцы сидели и пировали, пока в витражные окна Большого Зала не заглянуло солнце. Спать никто не ложился, даже малыши. Еда, песни и стихи, радость и слезы — все смешалось, когда приветствовали возвращение друзей и вспоминали матушку Меллус.

Сакстус зажмурился, когда луч солнца отразился от ярко начищенного колокольчика, — аббат представлял, что он запишет в летопись аббатства: «Самый великолепный пир, который все запомнят надолго».