– Перстень литой, местной работы. Сделан по особому заказу для состоятельного мужчины. Серебро высшей пробы. Точно датировать пока не могу, но за пятнадцатый век ручаюсь. Щиток овальной формы, на нем изображен довольно редкий сюжет: пеликан, окропляющий своей кровью погибающих от укуса змеи птенцов. Кстати, на Руси пеликанов называли неясытью, вероятно, за их несъедобность. Перстень использовался в качестве печатки, о чем свидетельствуют следы воска. На внутренней стороне щитка изображен вензель из сплетенных букв Д и Б. Мой предварительный вывод таков: данное ювелирное изделие принадлежало знатному новгородцу, занимавшему высокий административный пост, возможно, посаднику или тысяцкому.
Посыпались догадки. Увлеченные дискуссией ученые мужи не замечали студента-альбиноса, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу и подавал невнятные звуковые сигналы, пытаясь привлечь к себе внимание. Поняв, наконец, что слушать его никто не собирается, студент возопил отчаянным голосом:
– Я знаю!!! Я догадался!!! Здесь было аутодафе!!! В этих срубах инквизиторы жгли еретиков!!!
Ученые переглянулись.
– Да будет вам известно, юноша, – назидательно произнес столичный профессор-медиевист[47], который даже в полевых условиях умудрялся носить твидовые пиджаки и шелковые шейные платки, – что в России не было инквизиции, и, следовательно, ваша смелая догадка лишена каких-либо оснований.
Поставив на место выскочку-студента, профессор величаво повернулся к коллегам, как вдруг в его многодумной голове молнией сверкнула какая-то шальная мысль. Дрогнувшими руками он снял черепаховые очки, приобретенные им на симпозиуме в Болонье, и его лицо вдруг сделалось растерянным и по-детски изумленным…