Колокол по Хэму

Корпус 576 Судоверфь Уилера 1934 Бруклин, Нью-Йорк На верфях Уилера строили отличные яхты. Задержавшись у штурвала, Хемингуэй перечислил органы управления, не спуская с меня глаз и пытаясь понять, говорят ли мне что-либо эти названия. На панели штурвала была еще одна табличка — «Силовая установка Норзманн», и под ней четыре стрелочных указателя: тахометр, датчики уровня масла и температуры, а также амперметр. Слева от штурвала располагалась вертикальная панель освещения. Ее кнопки, от верхней до нижней, были обозначены следующим образом: СТОЯНОЧНЫЕ ОГНИ, ХОДОВЫЕ ОГНИ, ТРЮМНАЯ ПОМПА, СТЕКЛООЧИСТИТЕЛИ, ПРОЖЕКТОР-ИСКАТЕЛЬ. На одной из опор кабины висели хронометр и барометр.

Хемингуэй вытянул руку, как бы представляя меня яхте.

— Ты заметил, что я пристроил наверху ходовой мостик?

— Да.

— Оттуда можно направлять яхту и менять обороты двигателей, но запускать их можно только здесь. — Он указал ногой на две кнопки в палубе.

Я кивнул.

— Два двигателя?

— Ага. Разумеется, оба дизельные. Основной двигатель — «крайслер», семьдесят пять лошадей. Вспомогательный — сорокасильный «лайкоминг». Как только яхта набирает скорость, я отключаю «лайкоминг», чтобы уменьшить вибрацию. «Крайслер» установлен на резиновых опорах. — Его огромная ладонь легла на рукоятки дроссельных заслонок. — «Пилар» способна остановиться, пройдя путь, равный собственной длине, и развернуться на месте при выключенных двигателях.

Я вновь кивнул:

— Но зачем вам второй двигатель?

— Запас карман не тянет, — проворчал Хемингуэй.

У меня на этот счет было иное мнение. Я не видел смысла в том, чтобы увеличивать вес судна и усложнять уход за машинами — разумеется, если главный двигатель поддерживается в хорошем состоянии, — но промолчал.

Хемингуэй вновь вышел на солнце. Гест и Ибарлусия отодвинулись в сторону. Фуэнтес обошел рубку и опустился на Колени у носа яхты, готовый отвязать причальный конец.

— Ширина кубрика — двенадцать футов, длина — семнадцать, — сообщил Хемингуэй.

Я посмотрел на удобные кресла и скамьи вдоль переборок длинного помещения.

Хемингуэй прошел назад и постучал по кормовому люку.

— Топливный бак вмещает триста галлонов, емкость для питьевой воды — сто пятьдесят. В случае необходимости мы можем разместить в каюте еще пару сотен галлонов в оплетенных бутылях и бочках. В носовом кубрике две двуспальные койки, вдобавок имеются еще два помещения со спальными местами — они оборудованы отдельными гальюнами. Не вздумай спускать в очко туалетную бумагу — она засоряет помпы.

Бросай ее в иллюминатор. В камбузе установлены ящик со льдом и трехконфорочная спиртовая плита. — Он указал в сторону носа. — Ты мог заметить, что я устроил ларь для хранения рыбы и срезал корму до высоты трех футов над водой.

Я щурился на ярком солнце и молча ждал продолжения.

Гест и Ибарлусия наблюдали за мной.

— Вопросы? — осведомился Хемингуэй.

Я покачал головой.

— В маленьком носовом кубрике есть две полки, которые мы называем погребком, — сказал Уинстон Гест.

Я посмотрел на него:

— Почему?

— Мы держим там спиртное, — любезным тоном объяснил миллионер и просиял.

— При спокойном море «Пилар» может делать до шестнадцати узлов, хотя обычно я держу восемь, и имеет запас хода около пятисот миль с экипажем из семи человек, — продолжал Хемингуэй, пропустив мимо ушей замечание Геста. — Есть вопросы? — повторил он.

— Почему вы назвали яхту «Пилар»? — спросил я.

Хемингуэй поскреб щеку.

— Это имя носит один из персонажей «По ком звонит колокол», — объяснил он. — Оно мне нравится.

Пэтчи открыл холодильник и достал пиво. Дернув колечко, он вскрыл банку, приподнял ее и, улыбаясь, посмотрел поверх ободка.

— А по-моему, ты говорил мне, Эрнестино, что это было интимное имя твоей второй сеньоры Полины.

Хемингуэй сердито посмотрел на него и, повернувшись ко мне, сказал:

— Отдай кормовые концы, Лукас. Волфер, отправляйся в рубку и запусти машины. Я поднимусь на мостик и выведу яхту из порта. Пэтчи, ты можешь хлебать свое пиво — ради всего святого, ведь сейчас только половина десятого утра! — и валяться в тени. Мы разбудим тебя, когда доберемся до места, где водятся марлины.

Ибарлусия улыбнулся и с громким чмоканьем хлебнул пива. Гест побрел в рубку, продолжая позвякивать мелочью.

Фуэнтес бесстрастно наблюдал за нами с носа. Хемингуэй с неожиданной для столь крупного человека ловкостью взобрался по веревочной лестнице. Я отправился на корму отдавать швартовы.

Они явно что-то затевали. Во время нынешней прогулки меня ждало какое-то испытание.

Мы с Фуэнтесом отвязали канаты, свернули их в бухты и доложили об этом Хемингуэю. Взревели оба двигателя «Пилар», завертелись спаренные винты, и яхта медленно двинулась к выходу из порта, в открытое море.

* * *

Утром в субботу, вскоре после восхода, я услышал, как Хемингуэй и Купер плещутся в бассейне, потом — их голоса на террасе и, наконец, звук «Линкольна» Хемингуэя, на котором уехал Купер. Поскольку во флигель еще не завезли продукты, я полагал, что меня накормят в главном доме вместе со слугами, но прежде чем появиться на кухне, дал Хемингуэю и Марте время позавтракать.