Колокола

«Нет, конечно, — ответила ей земля. — Это тоже сделали люди».

«Зачем? Какие?»

«Обыкновенные. Но разве можно жить, Юлька, без слова «нельзя»... Давай подумай: расскажешь Груне, она, пожалуй, не удивится. Однако ведь не пришла же она к тебе, не жаловалась тебе, не распахнула перед тобой душу!»

«Вокруг — ни кошки, ни лодки, ни человека, — ответила Юлька. — Так сделай, пожалуйста, чтобы рядом со мною хоть появилась кошка!»

«Да будет тебе, — ответила ей земля. — Будто кошки купаются в реках... Уж будто люди приезжают за город в такую плохую погоду, чтобы купаться и загорать...»

«Дорогие земля, трава, дерево, сделайте так, чтобы хоть кто-нибудь промелькнул вон на той дороге. Я буду смотреть на дорогу, и пусть на ней сейчас же покажется человек!.. Такой же, как я, как Груня...»

Меж темных сосен замаячила точка — отчетливая в светлой пыли... Не точка это, а человек, человек! Ура-а! Человек!.. Он идет и свистит.

Подошел к берегу, недоброжелательно глянул на Юлькины, скрытые под водой ноги, отвернулся и принялся раздеваться. Остался в плавках, кинулся в реку, поднял фейерверк брызг, окатил лицо и волосы Юльки.

— Прошу извинения.

— Валяй. Подумаешь!

Он поплыл по реке кролем в противоположную от нее сторону. Юлькины ноги стали синеть от холода. Зубы защелкали. Она спряталась за деревьями, вытерла ноги, обулась. Пожалуй, надо бы уходить. Пора... да и сидеть здесь, собственно, негде, на этой чавкающей земле, что ли?

Она села в траву неподалеку от мальчиковой одежки и притворилась, что отжимает волосы. И вдруг ее шибануло запахом шоколада... Его спецовка была насквозь пропитана шоколадом.

Быть такого не может! Может... Еще как может! От его спецовки резко пахло цикорием и какао.

А шоколадный малый уже возвращался к берегу, он плыл кролем. Ступил на землю, сдвинул брови и снова сердито глянул в сторону Юльки.

— Пожалуйста... Если хочешь, я могу тебе дать полотенце!

— Да нет! Зачем тебе себя беспокоить?

— Чудак! Какое ж тут беспокойство?

Он взял у нее из рук полотенце, подхватил по дороге свою спецовку.

Вернулся, тщательно отряхнул полотенце и отдал его сидящей на траве Юльке. Она незаметно понюхала полотенце... Так и есть — шоколад!

— ...Скажи, пожалуйста, а ты... настоящий?.. Теплый? — спросила Юлька.

— Не особенно теплый, конечно. Я, признаться, продрог, как собака...

— А можно мне до тебя дотронуться?

— А знаешь, я, между прочим, сразу заметил, детка, что ты с «приветом».

Осторожно протянув вперед руку, зажмурившись, она, не дыша, дотронулась кончиками пальцев до его бровей, ресниц, глаз... Нос был холодным. От речной свежести.

— Ха-ха-ха!.. Если хочешь, валяй еще! — сказал шоколадный мальчик. — Не возражаю, не возражаю... А ты, между прочим, какого года?

— Мне восемнадцать лет.

— Здорова врать!

— А отчего ты так шоколадом пахнешь?

— Не твое дело. Хочу и пахну.

Перед нею был настоящий мальчик. Живой. Грубиян.

— Я, понимаешь, тоже озябла... Руки сильно озябли.

— Ну так, может, сунешь их мне за пазуху? Валяй. Я в твоем полном распоряжении.

— Чего-о-о?

— Ничего. Я тоже озяб... А веду себя, как положено.

— Озяб? Ну так вот что, — сказала Юлька, — пойдем к нам в дом и напьемся чаю.

— А у вас здесь что?.. Садовый участок?

— Приличный участок, — кивнула Юлька.

— А твоя мама в какую смену?

— Все больше в ночную... Она почти всегда работает по ночам. Говорит, что люди делятся на дневных и ночных... Мама — ученая. Кибернетик.

— Может, скажешь еще, профессор? Ты, погляжу, действительно здорова врать.

— А что я такого тебе сказала?

— А то, во-первых, что ни один кибернетик не называет себя кибернетиком... Кибернетика — это подход к явлениям, усматривающий во всем обратные связи. Ясно?

— Ясно, конечно... Но она математик. А математика — ведь это наука точная...

— Темный ты, как я погляжу, человек. Математика — наука несовершенная, поскольку многое из наработанного еще не доведено до такого предела, чтобы стало возможным все это применить к реальным объектам... Не все на свете может быть описано математически, не став предельно обеднено.

— Так, так, так... — ответила Юлька. — А я, понимаешь, чистейший гуманитарий... Между прочим, ты не читал в детстве такую сказку про человечков, сделанных из петрушки, моркови, репы?.. Они ходят по свету, как настоящие, только без душ и сердец.

— Не помню. Кажется, не читал... Ты вот что, насколько я понял, имеешь в виду: историю, рассказанную де Крюи об операциях по рассечению лобных долей. Верно? После такой операции люди продолжают выполнять все функции человека, но как бы начисто лишаются индивидуальных свойств.

— Ничего подобного. Я имею в виду человека кибернетического... Людей-машин, понимаешь? Людей, которых не родили, а изобрели и пустили в жизнь. Они из колесиков и металла, без живых сердец, без отклика на чужие радости и страдания, без собственных мыслей. Повторяют чужие слова, как пленка магнитофона...