Колокольчики Папагено

– Ну, до Николая Чудотворца мне далеко. Кишка тонка.

– Тебя что-то тревожит? У тебя мировая скорбь? Почему ты перестал собирать по дворам выброшенные книги?

– Потому что все это иллюзии и мечты. Никакого сакрального могущества книгам уже не вернуть. Вздор! А мне пора собираться.

– Куда? – спросила Жанна, впервые за долгое время услышавшая, что он куда-то собирается.

– В булочную за хлебом, – ответил он и так же впервые за последний месяц улыбнулся.

Глава двадцать четвертая Эпилог

Николай умер ровно через год, но не семнадцатого, а девятнадцатого августа: он ошибся на два дня. В разговоре Жанны с Полинькой Сакс эта ошибка была истолкована так, что Николай все же не провидец, не святой, хотя Жанна не раз порывалась, как говорится, причислить его к лику.

– Да, моя милая, и ты, пожалуйста, не спорь и не перечь. Терпеть этого не могу. Не святой, а поэт, и, ты уж мне поверь, это не хуже. Читала бы побольше книг, то и сама знала бы: не хуже, не хуже.

Умер Николай в Боткинской от странной и редкой болезни – воспаления легких. Странным оно оказалось потому, что его не сразу распознали (признаков особых не было), поздно спохватились и потому запустили. Как ни старались врачи, спасти Николая не удалось.

На похоронах, помимо Жанны, были обе его жены (со второй – Варварой Никитичной – Жанна до этого познакомилась: простая женщина, баба в домотканом платке), Полинька Сакс, Лаура Фокина, принц Ниронг. Маленькая принцесса, его сестра, специально прилетела на похороны из Бангкока.

После похорон поминали Николая в подвале. Буба сжалился, разрешил, хотя подвал уже был сдан в аренду другим бездомным.

Через год Жанна вышла замуж за принца: то-то было разговоров в Бирюлеве, то-то судачили, судили и рядили. Молодожены улетели в Бангкок и забрали с собой все собранные Николаем книги (книг было так много, что их пришлось отправить грузовым рейсом). Жанна на правах принцессы стала жить во дворце, среди золота, серебра, драгоценных камней и невиданной для Бирюлева роскоши. Жанне отвели свои покои с резным бюро на гнутых ножках, огромной кроватью под балдахином, принц назначил ей высокое содержание, но она держалась учтиво, скромно и тихо, на себя почти ничего не тратила. Много читала и накопленные деньги собиралась потратить на свою заветную мечту – Царство добра и справедливости, которое когда-нибудь будет создано – если не в России, то здесь, на тайской земле или где-нибудь по соседству, в Мьянме, Лаосе или Малайзии.

Наталья, Наталия и Натали

Звали их одинаково, и в школе они сидели всегда рядом: двое на задней парте и одна на передней, причем свободное место рядом с ней не разрешали занять никому. Многие девочки пытались подсаживаться – и Арцибашева, и Кузовлева, и Мндоянц, но на них шипели, как гуси, щипали, кололи карандашом, кулачками буравили спину и наконец выталкивали непрошеную гостью.

Выталкивали потому, что иначе имена переставали быть одинаковыми, а из-за этого все расползалось. Поэтому зачем им Екатерина, Алина и Гаянэ! Натальи и только Натальи – в этом секрет их дружбы. Иначе они, может быть, и не дружили бы. Даже наверняка не дружили бы, поскольку не раз уже ссорились, враждовали, готовы были сцепиться и исцарапать друг дружку от злости.

Сначала из-за любимой учительницы, к которой конечно же ревновали, а затем из-за мальчиков, если, к примеру, двоим дурехам нравился один. Скажем, Козырев, Машков или Плуцер-Сарно, и тогда они друг дружке не спускали. Одна нарочно заслоняла его спиной, чтобы другая (соперница) не смотрела. Отпихивала ее, чтобы не стояла рядом и не млела, словно спелая малина под теплым моросящим дождем. И даже якобы в шутку душила, отчего та закашливалась и долго не могла отдышаться.

Да, случалось и такое, поскольку слишком уж не совпадали характеры. Но имена обязывали. Имена заставляли все прощать, держаться вместе и не изменять давней дружбе.

К десятому классу все дружбы в их классе распались, но только их сохранилась. Хотя им и нашептывали: «Несчастные! Неужели не понимаете! Глупо и нелепо дружить из-за того, что у вас одинаковые имена». Им, повзрослевшим, и самим иногда так казалось. Но они не сдавались. Поэтому и прозвали их Три Натальи, хотя в дальнейшем выяснилось, что имена – при всем своем сходстве (одинаковости) – все-таки разные. И выяснилось во многом благодаря любви, уже не школьной, придуманной, а взрослой и настоящей.

Встречались подруги чаще всего на даче у Натальи. Так уж было заведено, что там же справляли день рождения хозяйки – 27 сентября. Но на этот раз Наталья пригласила их раньше, за неделю. По телефону (на даче был телефон еще со времен деда, генерал-майора) так и сказала: «В этот раз пораньше. Не по случаю даты. Просто посидим. Погуляем по саду. Желтыми листьями пошуршим». И все поняли: раз уж им предлагают шуршать, – значит, дело швах. Происходит то, что генерал-майор назвал бы сдачей позиций, и день рождения уже не тот праздник, который хочется отмечать.