Колокольня

– Так мы самоочищались, – рассуждал детектив на совете, – превращаясь и вылупляясь из своих яиц и из своей кожи путем многочисленных духовных линек через образ актера…

В зале совета переглянулись. Детектив замолчал, но потом сбивчиво продолжил, положа руки на свои тонкие плечи:

– Гены преувеличения барона Мюнхгаузена, как и актерский инстинкт, порожденный зеркальными нейронами, возможно, и сделали из нас разумных тварей, как когда-то из приматов – людей… – мысли детектива путались. – Очень часто мой однояйцевый брат-близнец, актер, и вы его знаете, говорил мне, что чувствует мое «Я» в себе как инородное тело во время актерской линьки в спектакле… Как будто я откладывал свои метафизически яйца, свои «Я» в нем, как делает оса-наездница в тело гусеницы… И особенно часто однояйцевый брат-близнец говорил мне, что чувствует мое «Я» как инородное тело внутри себя во время актерской игры в короля Лира на сцене, когда он путал свои актерские «Я» с моим «Я» во время линьки… Ведь я был его однояйцевый брат и мыслил и чувствовал в его актерском воображении так же, как и он. Так говорил он мне, братик, перед своим самоубийством, как раз за пару дней…

– Вы безумны! – член совета поднялся с надувшегося кресла и попытался остановить детектива, но тот выбежал за дверь. Дождь начался невовремя, еще оставалось пройти пару кварталов.

Глава 11

Капли барабанили вовсю, уже не хватало сил терпеть. Такая скорбь и печаль вдруг охватила детектива, расследующего закоулки собственной души, в которой соединились человеческие и инопланетные корни, что он пошел прочь из здания совета, на котором пошло все не так. Его план спасения был отвергнут, экономические мотивы, которые двигали когда-то людьми, не были поддержаны, прусак почти плакал, и сквозь немой электрический туман доносились его рыдания. Желая родиться заново, он пошел в мастерскую, темную и старую.

– Снова ты здесь, – мастер встретил его с распростертыми объятьями. – Я очень рад тебя видеть, мерзавец.

Фешенебельные отели повисли в воздухе, казалось бы, внимая их разговору.

– Мне нужно, чтобы ты мне поверил, очень нужно.

– Я весь внимание, – мастер закурил. В каморке запахло свежей мятой.

– Мне нужны изменения в машине бытия, я хочу ее переписать. Она должна построить мир по другим лекалам.

– То, чего ты хочешь, не спасет нас. Программа в ДНК действует и работает против нас так же, как и все часы вокруг нас… Мы саморазрушимся как вид, хочешь ты того или нет, такова воля богов, создавших нас. Ты не сможешь переписать код ДНК рода без катастрофических последствий…

– Я уже переписал свой, а значит, перепишу и ваш… Я просто хотел изменить свою генетику, чтобы метафизически больше не иметь ничего общего с вашим родом…

– Но это же родовое предательство!

– Где вы отмывали свою душу и почем?

– Это безумие, безумие…

Детектив выбежал из мастерской, на руках у него сохли первые капли братской крови… Спрятанные чертежи и ключи от машины бытия торчали из-под плаща в промозглой тьме…

Глава 12

– Сбрасывая кожу во время линьки в спектакле, каждый рыжий нахлебник тем самым по-актерски перерождался внутри в Голого короля, и затем Голый король перерождался в Одиссея, по цепочке откладывая свои метафизические яйца на сцене. То Дон Кихот из них вылуплялся, а то из его яйца уже Гамлет, и так далее, по цепочке, до короля Лира… – вспоминал детектив слова братика, актерская карьера которого то гремела, то трещала по швам. – Эти кладки, – продолжал брат, – были словно из фильма «Чужой», в котором идеи-паразиты буквально вылуплялись из глаз зрителя ассоциативными цепочками, ты понимаешь меня, брат?.. Так, перерождаясь в новый образ, и мировая история вылезала из своего яйца совершенно в новом актерском обличье… Истина же в актерском обличие была как Голый король… Ты понимаешь меня, брат?

Детектив закурил. Наверное, его брат тоже был безумным, но что его-то сводило с ума? Тот же инстинкт саморазрушения, что мучил весь наш род? Синее небо уходило далеко за горизонт, вся Вселенная, казалось, закатывалась…

– Я как актер на сцене, – продолжал брат детектива, – во время линьки чувствовал внутри себя маленького себя же и тебя – играющих в актера Лира. Будто внутри меня уже вылупился рот и язык короля Лира, понимаешь, брат?.. Итак, линька, в актерском смысле слова, состоялась! Причем я как актер чувствовал в себе Лира, которого играл во мне ты, чувствовал «Я» моего однояйцевого брата-близнеца, внутри меня был твой язык тела, твой рот, был ты, ты понимаешь меня, брат?.. Я будто переродился в тебя из Лира… И испытал удовольствие… «Быть ли бытию или не быть?» – вот какой шекспировский вопрос задало себе человечество во время спектакля, перед самоубийством…

В зале тогда раздались аплодисменты, а детектив ушел, не досмотрев последний акт, акт, где его брат вышиб себе мозги.

Глава 13