Колокольня Кваренги: рассказы

Пожилой румын не отличался оригинальностью — он повел его к дубу, и деду на душе почему-то стало легче. Он уже верил в какие-то сверхъестественные силы этого дерева, дважды, как ему казалось, каким-то странным образом спасшего его.

Они шли полем. Румын жаловался. Ему всегда не везло: прошлым летом молния подожгла домик, на его поле вот уже полгода установлена зенитная батарея, а откуда собирать урожай? И даже сейчас его приятели — кто в Париже, кто в Вене, на худой конец, в Варшаве, а он должен торчать в этой вонючей дыре… Они шлют посылки, их жены перебираются в Бухарест, а что он может послать своей Марии — фунт вонючего мяса или талэс?.. Так он ей не нужен, у них своих евреев до черта, и тоже, между прочим, несмотря ни на что, лучше него живут, и у каждого есть золотой…

Так они подошли к дубу. Дед встал. Румын вскинул ружье и спросил: — А у тебя есть золотой?..

У деда было два золотых, но оба — до Первой Империалистической, тогда-то он их и зарыл в землю — тогда все в местечке зарывали золото в землю, но некоторые потом нашли. Дед не нашел, хотя и искал. Говорят, что оно иногда уходит…

Все это дед и выложил румыну — было до войны, зарыл за домом, а те ушли. Но он непременно знайдэ пану румыну золотой, що вин ему так потрибен. Зараз они пийдуть по хатам, и ему кто-нибудь одолжит, хотя бы Шимен.

И тут румын, тяжело опёршись на ружье, опять стал жаловаться: с тридцать второго года у него болит печень, а делать операцию не на что, Мария, жена, конечно, хорошая, и работает, как вол, но уже дважды изменяла с Бабуреску. И вот сейчас его приятель из части тоже расстреливал одного «эвреу» и у того оказался золотой при себе, а он почему-то должен ходить по каким-то шименам и, как нищий, просить золотой. А он — не нищий, к тому же этот Шимен может не дать и тогда опять придется возвращаться сюда, а у него болит печень…

— Шимен Коссидовский не даст? — удивился дедушка…

Шимен Коссидовский не дал.

— А если придут за мною? — резонно спросил он. — У меня только один.

— Пойдемте к Немировскому, — предложил дедушка румыну. — Файвел Немировский даст!

— Послушай, — сказал румын, — если твой Файвел не даст, я тебя расстреляю прямо у его дома.

И в подтверждение своих слов он щелкнул затвором.

Файвел Немировский дал. Они вместе лежали когда-то на крыше, в самообороне, которая целых два дня и две ночи не пускала Деникина в местечко…

— После войны — вернешь, — сказал Файвел…

Румын спрятал золотой и попросил дедушку сказать Файвелу, чтобы тот дал еще один золотой, если он, конечно, не хочет, чтобы его расстреливали. Румыну вдруг показалось, что фортуна повернулась к нему другим местом, чем обычно.

Но дедушка заметил, что румын, видно, плохо знает, кто такой Файвел Немировский и провоцировать его бесполезно.

Румын снова начал жаловаться и уже сообщил, что старшая дочь косая, и никто ее не берет, и что… Но тут дед плюнул, махнул рукой и пошел к дому. Над местечком стояла полная луна.

Несколько дней спустя, когда дедушка ночью вышел до ветру, за домом кто-то, кряхтя и стеная, копал землю. При ближайшем рассмотрении это оказался неудачник-румын. С остервенением он искал давно ушедшее глубоко в землю золото.

Вскоре румыны ушли. На фронтах шли передислокации, и румын бросили на новое место, не в Париж и не в Вену, а в котел, а из котла в местечко пришли итальянцы. Они были какие-то нервные, издерганные, небритые, вроде бы и не итальянцы, но все утверждали, что это итальянцы.

Говорили они гораздо громче румын, правда, несколько тише жителей местечка, зато, следует признать, пели лучше и тех и других.

Итальянцы представляли собой солдат какого-то нового склада. Они не напоминали воинов ни одной из армий, проходивших через местечко в разные эпохи, — а через него проходили все, разве что кроме эфиопов.

Для итальянцев понятие «зольдат всегда зольдат» было несколько иным… За жареную курицу, начиненную шкварками и луком, можно было спокойно получить у них немецкий автомат «шмайсер» с запасным магазином, а за фляжку горилки — пистолет с дарственной надписью командира. Ходили слухи, что у жителей местечка скопился арсенал, несколько превышающий арсенал итальянской бригады, но как это можно было проверить, когда итальянцы проводили учения регулярно, а жители местечка — нет?

Поговаривали также, что партизаны купили у итальянцев за золото полевую гаубицу и увезли ее к себе в лес. Но это опять была явная ерунда, поскольку у партизан не было золота, а был патефон с комплектом пластинок неаполитанских песен в исполнении Тито Гоби, которые они и отдали за гаубицу.

Но несмотря на все эти «Вернись в Сорренто» и прочие «Скажите, девушки, подружке вашей», дед тем не менее почему-то не сомневался, что его и на сей раз поведут… Так оно и случилось…

Ребекки, как всегда, дома не оказалось…