Коломбине дозволено все

ПИККОЛИНА. Что за лапушка этот Арлекин, мужик – во, обалдеть! Проклятые туфли, десять лет их ношу – и ничего, а сегодня натерли ноги! Дура я бестолковая, идиотка ненормальная! Пам-парарам-пам пам парарам – помнишь? Хорошо побесились!

Ее так основательно качнуло, что Лариса еле успела поддержать.

ЛАРИСА. Так где же ты живешь?

ПИККОЛИНА. Пошли. Чаю горячего выпьем Мне холодно.

Ларисе стоило-таки труда доставить бормочущую пикколину по адресу. Два раза она путала подъезды. Но от ночной сырости хмель понемногу стал проходить. И номер квартиры она назвала уже твердым голосом. Ключ лежал на дне сумочки. Искать его в темноте не имело смысла. Лариса позвонила. И им открыла девочка лет девяти

– Мама! – воскликнула она и отступила испуганно в глубь коридора при виде незнакомой женщины. Пикколина же, едва не упав на девочку, принялась обнимать ее и ласкать

ПИККОЛИНА. Ласточка моя! Солнышко мое! Вот кто любит свою мамочку, вот кто ждет свою мамочку…

Лариса стояла в дверях и неотрывно глядела на девочку. Когда дочь пикколины повернулась, ей померещилось… Впрочем, такого быть не могло. И две рыжие косички, завязанные разноцветными ленточками, тоже еще ровно ничего не значили. И все-таки жест девочки – быстрое движение испуганного зверька… Нет, померещилось.

Девочка уверенно обхватила мать и повела ее на кухню. Лариса пошла следом и увидела, как ребенок стягивает с пикколины изрядно побитые красные башмачки. Не успела Лариса опомниться, как уж и чайник стоял на плите, и яичница густела на сковородке. Девочка увлеченно хозяйничала. Пикколина же вновь принялась за узел маски. И Лариса увидела, что из всех карнавальных аксессуаров на ней остались лишь красные бусы и эта самая маска, а прочее непонятно когда преобразилось в старые джинсы и кофтенку какой-то неизвестной фирмы

Лариса встала, чтобы помочь. Девочка, как была, со сковородником в руке, так и загородила мать.

ДЕВОЧКА. Не трогайте маму! И вообще уходите! Мы вас не звали!

ЛАРИСА. Что ты, не бойся, сейчас уйду…

ДЕВОЧКА. И уходите!

ПИККОЛИНА. Не надо кричать, доча, это хорошая тетя. Сейчас чайку все вместе попьем. Тетя не будет меня ругать, не бойся, тетя своя в доску, слышишь?

ДЕВОЧКА Правда? А то мамку всегда все ругают и обзывают.

ПИККОЛИНА. Воспитывают, доча! Все воспитывают, кому не лень. Сами бы так покрутились… А девочка все равно любит свою мамочку, и ну их всех.

Она выругалась Девочка испуганно посмотрела на Ларису, но та не возмутилась, а лишь оглядывала запущенную кухню, убогое подобие порядка, какое только могла поддерживать девочка, и ее застиранную ночную рубашку, и дешевые серьги в ушах матери и дочери.

ДЕВОЧКА. Простите мамку. Она только если очень сердитая, тогда ругается. А вообще она хорошая. Она мне всегда деньги на все дает, и на кино, и на мороженое, и если в школу надо.

ЛАРИСА Ты в каком классе?

ДЕВОЧКА. Во втором. У меня все четверки, только по русскому тройка Мамку на родительском собрании за меня хвалили!

ЛАРИСА Молодец, умница… Ну, я пойду что ли. Не буду мешать.

ДЕВОЧКА Вы, когда мамка выспится, приходите Она умная, с ней всем интересно разговаривать. Я чай сварю и полы помою.

Лариса взглянула на пикколину – та спала прямо в маске, откинувшись на спинку стула. Перед ней стыла на столе яичница. Чашку с чаем она опрокинула, и на пол стекала с клеенки журчащая струйка.

Девочка тоже заметила это, и по ее личику такая мрачная тень пробежала, такой огонек вспыхнул в глазах, что Ларисе стало не по себе. Но, поймав Ларисин взгляд, девочка мгновенно отвернулась, схватила тряпку и стала вытирать лужицу. И непонятно было, отчего охватил ее внезапный стыд – за беспорядок или за то, что мать пренебрегла ее заботой. А может, и за то странное чувство, что отразилось на ее лице.

Все в этом доме почему-то казалось Ларисе знакомым, вот и тряпка в руках девочки тоже, кусок оранжевой фланели с пестрыми пятнышками на манер птичек.

ЛАРИСА. Это у тебя пижамка такая была?

ДЕВОЧКА. Ага.

И грянул внезапный, как всегда, голос повелительницы Коломбин.

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ты что здесь делаешь? Ты как сюда попала? Здесь тебе не место!

ЛАРИСА. Почему?

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Это – не твое. И не думай об этом, Тебе это не угрожает. А если хочешь помочь – так запомни, что всем пикколинам не поможешь. Пусть дурочки на собственной шкуре поймут, что неудачницам на Карнавале делать нечего. Нечего!

И стали таять стены кухни, силуэты ее обитательниц. Только изумленные глаза девочки сверкали из мрака.

ДЕВОЧКА. Стойте! Я тоже туда хочу! Я никогда не буду неудачницей!

Но ее накрепко отгородила от Ларисы стена музыки.

Напрасно горячие руки Арлекина бродили по невесомому телу. В душе проснулась прежняя тревога – и за Дениску, и за эту сердитую девчонку, и еще за какого-то ребенка, может и вовсе не существующего.

Но Арлекин целовал ее в губы, и это очень походило на счастье – минутное и необыкновенно острое. А завтрашний день виделся нереальным, да и ненужным, пожалуй, как и день вчерашний. Реально же было одно – поэтическое вранье, которое выдавал черноглазый мальчик, и его руки, и его близость.