Колония нескучного режима

Своего отца, Гвидона Иконникова, отец Иоанн крестил, по его просьбе, в первый день службы на новом месте. И потому на памятнике, который тот изготовил и установил на Хендехоховском погосте через год после смерти Юлия Шварца, Гвидон выбил небольшой крест. На правой опоре подковы. Сам же памятник, представляющий из себя вертикально стоящую полутораметровую подкову, был собран из отдельных элементов запечённой жижинской глины, покрытых эмалью. Левая опора располагалась у изголовья могилы Шварца и, загибаясь по дуге, заканчивалась правой, Гвидоновой. У изголовья того места, которое он заготовил для себя. Между матерью, Таисией Леонтьевной, и другом. На той опоре и выбил крест. Свой, православный. Дальше, в очередь, шли могилы Таисии Леонтьевны, Миры Борисовны, Джона Харпера и Прасковьи Кусковой. И уж совсем подальше, через три или четыре промежуточных участка, лежал просто хороший человек, Фрол Басманов, жижинский философ, лекарь и пастух.

Действительный член Академии художеств, скульптор Гвидон Матвеевич Иконников, скончался в двухтысячном году в возрасте семидесяти семи лет, успев перебраться в другое тысячелетие, о чём мечтал все последние годы, продолжая активно работать, воспитывать троих внуков и оставаясь до последнего дня в ясном сознании.

Ницца Иконникова-Хоффман, к тому времени первый вице-президент «Harper Foundation», прилетевшая на смерть отца, после похорон задержалась в России на лишнюю неделю против первоначального плана. Этого времени ей хватило на то, чтобы, приложив необходимые усилия, включить нужные связи и усыновить ребёнка, которого она решила взять из Боровского детского дома. Самое интересное, что с Клавдией Степановной, неизменной директрисой, они разминулись всего на немного. Та, будучи ещё жива, покинула должность лишь за год до второго Ниццыного пришествия. Мальчик был беленький, с задумчивым и хорошим лицом, совсем непохожий на родителей-алкоголиков. Будет Джон, сообщила Ницца родне и увезла мальчика в Лондон, где их возвращения с нетерпением ждал Боб Хоффман.

Пётр Богомаз, получивший в девяносто шестом году аттестат об окончании Боровской средней школы, ещё через год, по совету Приски, а заодно чтобы избежать призыва в армию, улетел в Лондон и поселился на Карнеби-стрит, в квартире сестёр Харпер. На другой год он поступил в университет и к концу учёбы женился на аспирантке из Китая, с которой ещё через год у них родился сын, Джулиус Богомаз.

Триш к этому времени уже как несколько лет снова жила в Жиже, с Кирой. В доме покойного общего мужа, её и Кириного. Вернулась совсем. Чтобы быть ближе к дочери и внукам. Вечерами играла на «Бехштейне», а потом они, старожильские жижинские дамы, включая Приску и матушку Элеонору, пили ароматный «Breakfast London Tea», запас которого неизменно возобновлялся в доме, особенно после того, как кто-то из жижинских колонистов совершал редкие визиты на туманный остров молодости, не удержавший их когда-то от молодых и необузданных желаний.

Книга Джона Харпера оказалась бомбой, которая, как и ожидалось, взорвалась. Деньги от издания мемуаров, — там и здесь, в Прискином переводе на русский, — наследница прав Элеонора Юльевна Шварц разделила между роднёй, минусуя, по совету Ниццы, часть средств, что ушли на строительство жижинского храма, чьи колокола, начиная с девяносто шестого года, регулярно будили их с отцом Иоанном по утрам, заливая благостью сердце.

Подарочное издание четырёх Евангелий вышло чуть позже книги Харпера и тоже не осталось не замеченным. Правда, перемудрили с ценой — и раскупаться оно, более или менее стабильно, начало, лишь когда «Харпер-Пресс», поразмыслив, скинул цену и дополнительно вложился в рекламную кампанию.

В России же получилось ровно наоборот. Настырной искусствоведше из «Трилистника» удалось-таки уговорить Гвидона Матвеевича сказать своё слово — после того как клятвенно пообещала оказать содействие, чтобы к ним в Жижу протащили газовую нитку. Всего-то километра три, не больше — не вопрос. И решила проблему, не обманула. Правда, лишь через год, после того как художнику Юлию Шварцу была присуждена Государственная премия. Посмертно. За серию иллюстраций к четырём Евангелиям, огромный тираж которых в варианте задуманного «Трилистником» дорогостоящего альбома в паре с довеском из неброско изданной книги Нового Завета действительно ушёл «влёт».