Колонисты

— Надеюсь, я не опоздал пожелать своему младшему брату счастливого плавания?

Глава 26

Прошло два дня после отплытия корабля Джареда в Китай.

Филип сидел один в гостиной дома Присциллы, на коленях у него лежала открытая Библия. Энн была наверху, Присцилла — в таверне с Питером. Филип рассеянно смотрел в окно.

Сгущались сумерки. По мере того как садилось солнце, синева неба и воды в заливе становилась более глубокой, а зелень деревьев — более яркой. Плавно скользили по воде небольшие суденышки. По улице время от времени проезжали повозки, изредка проходили случайные пешеходы. Казалось, весь мир отдыхает после напряженного трудового дня. Филип почувствовал, что на него, словно пелена тумана, наползает дремота.

Странный звук, донесшийся издалека, заставил его встрепенуться. Сначала ему показалось, что где-то лает собака. Постепенно невнятный звук стал громче, и скоро Филип уже отчетливо слышал чей-то охрипший, задыхающийся голос, который повторял и повторял одно слово. Филип подался вперед и напряг слух — голос показался ему знакомым. Внезапно его осенило — это был голос матери!

— Присцилла! Присцилла! — твердила она.

Филип вскочил и бросился к входной двери. Распахнув дверь, он увидел на пороге свою мать. Ее лицо было красным от волнения, глаза полны ужаса. Задыхаясь, она прижимала руку к груди и продолжала звать Присциллу. При виде Филипа лицо ее удивленно вытянулось, но из груди вырвался вздох облегчения:

— О, Филип! Слава Богу, что ты здесь!

— Мама! Что случилось?

Филип помог матери войти в дом.

— Миссис Коул! — Встревоженная, стремительно сбегала по ступенькам Энн.

Констанцию усадили на диван. Филип, не отрывавший от матери взгляда, был поражен, как постарела она со дня их последней встречи — бледная как смерть, с обвислой, покрытой морщинами кожей, с потухшим взором. Казалось, ее опоили каким-то зельем. С болью смотрела на Констанцию и Энн, которая сидела рядом и тихо гладила ей руку.

— Филип, слава Богу, что ты здесь, — снова еле слышно прошептала Констанция. — Ты должен остановить ее!

— Кого остановить, мама?

Вместо ответа она повернула голову на легкий шум, раздавшийся в дверях, — и увидела Джозефа, слугу Присциллы. В глазах Констанции опять мелькнул ужас. «Почему она боится Джозефа?» — с недоумением подумал Филип.

— Пусть он уйдет! — закричала Констанция, забившись в угол дивана. — Прошу тебя, Филип, прикажи ему уйти!

Молодой человек обернулся к слуге.

— Ты можешь идти, Джозеф. Мы сами позаботимся о маме.

Филип успел заметить, как по лицу Джозефа пробежала тень испуга.

— Мама, что все это значит?

— Где Присцилла? — спросила Констанция.

— Мама, объясни, что случилось? — не сдавался Филип.

Констанция упорно ждала, пока закроется дверь, и только убедившись, что они остались одни, сказала:

— Он шпионит за вами!

— Джозеф? Но зачем?

— Его нанял Дэниэл. Он рассказывает Дэниэлу обо всем! Поэтому я и удивилась тебе, Филип. Он сказал Дэниэлу, что ты вернулся в резервацию.

— Я передумал.

— Присцилла! — вновь очнулась в своей муке Констанция.

— Что с Присциллой, мама?

— Не отпускай ее! Это ловушка! Останови ее!

— Куда не пускать?

— На склад. На встречу с Дэниэлом! — Констанция беспокойно заморгала своими испуганными глазами, и по ее щекам потекли слезы.

— Мама, успокойся! Объясни, что случилось.

Мать, не слушая его, бессвязно залепетала:

— Он мой муж… но зачем же… Я не могу позволить ему… Моя девочка… Я не могу допустить… Нужно остановить, помешать ему…

Энн обняла Констанцию, стараясь успокоить, но та, высвободившись, схватила Филипа за руку.

— Останови Присциллу! Не пускай ее на склад!

— Присциллы нет дома, мама.

Услышав это, Констанция полностью потеряла контроль над собой, ее речь стала совершенно бессвязной, движения и жесты — хаотичными. Из невразумительных, случайно, казалось, соединенных ее слов Филип мог разобрать лишь имя сестры.

— Я позабочусь о твоей матери, Филип, — крепко прижимая Констанцию к себе, сказала Энн. — А ты беги в таверну и посмотри, все ли в порядке с Присциллой.

Филип кивнул и, уходя, бросил долгий взгляд на мать.

Быстро оседлав лошадь, он галопом помчался по уже пустым улицам Бостона на Кинг-стрит. В ту минуту, как в испуганном, охрипшем шепоте Филип узнал голос матери, в горле у него запершило от жалости и началось теснение в груди. Первый признак приближающегося приступа астмы. Теперь вот, когда копыта лошади громко стучали по мостовой, его дыхание все более становилось поверхностным и неровным. «Господи, только не сейчас!» — молил Филип.

Соскочив с лошади у таверны, он бросился внутрь, напугав слугу, который поспешно сунул руку под стойку, по-видимому, чтобы достать оружие, и успокоился, лишь узнав Филипа. Присцилла недавно ушла, сказал он, но волноваться не стоит — Питер отправился вместе с ней.