Особую и чрезвычайно многочисленную группу среди колонистов составляли беглые, принадлежавшие и к великорусской, и к малорусской народности. Беглых принимали не одни помещики; они находили себе приют и в казенных селениях. Чтобы скорее заселить Новороссийский край, правительство, можно сказать, санкционировало здесь право убежища (droit d’asile). Об этом свидетельствует, напр., секретное письмо гр. Зубова к екатеринославскому наместнику Хорвату, в нем, между прочим, говорится, что к беглым нужно иметь снисхождение по человечеству, «дабы строгостью законами повелеваемою не доводить их до отчаяния»... и чтобы, стараясь истребить побеги, не подать некоторым образом к тому повода, что если окажутся бродяги, то стараться их приписывать к городским и сельским обществам, смотря по их состоянию, чтобы они могли таким путем снискивать себе пропитание, но делать это нужно было скромным образом, под рукою и без всякой огласки. Результатом этого было то, что в число горожан попадали нередко разные подозрительные лица, объявлявшие за собою значительные капиталы, а на самом деле не могшие даже обзавестись домом и хозяйством. Так было в Екатеринославе. Магистрат г. Екатеринослава, исполняя указы высшего начальства о приписке таких лиц в купечество, должен был выдавать им паспорта, с которыми они уже свободно бродили с одного места на другое, впадая иногда в преступление и нанося ущерб коренным жителям, потому что подати за них взыскиваются с наличных граждан[181]
. В числе одесских обывателей также оказалось не мало беглых, которых разыскивали помещики[182].Но дело не ограничивалось одними беглыми: местное начальство не брезгало даже и преступниками: в 1792 г. велено было переселить в очаковскую область жителей с. Турбаев (полт. губ.), убивших своего помещика Базилевского[183]
. В Таганрог на поселение присылались арестанты из московск., казанск., ворон., и нижег. губ.[184].Заканчивая обзор колонизации, которую, под наблюдением правительства, вели лично свободные русские поселенцы, мы должны сказать, что не всегда поселения, основываемые такими лицами, получали в необходимых размерах помощь от местной администрации. Все преимущества в этом отношении, как увидим далее, были на стороне иностранных колоний. По всей вероятности, в данном случае руководствовались тем соображением, что русские поселяне (в особенности местные), как более знакомые с местной культурою, менее нуждались в субсидии от казны. Но такое рассуждение было справедливо только на половину: на самом деле и русские поселенцы, на первых порах, нуждались в разных льготах и субсидиях; не получая их, они долго не могли стать на собственные ноги и достигнуть прочного материального благосостояния. Об этом свидетельствует нам очевидец, профессор харьк. университета Дюгуров. По его словам, деревни, основанные но соседству с ногайцами, возле р. Молочной, пришедшими из Малороссии обывателями, находились в жалком положении; главные причины их бедственного состояния заключались в том, что они прибыли почти без всяких средств на новые места, где им нужно было всем обзаводиться и в тоже время уплачивать значительные подати, а между тем земли у них было мало[185]
.