Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры. Исторический этюд.

Еврейская колонизация также сделала заметные успехи в Новороссийском крае. Переселение сюда евреев талмудистов из западной России и Польши началось в 1769 г. на основании формального разрешения, уничтожившего силу прежнего запрещения 1762 г. Из пунктов 1777 г. видно[247], на каких условиях принимали евреев, вышедших из Польши на жительство в некоторые места новороссийской губ. Они должны были сами построить себе жилища, школы, но имели право держать винокурни и броварни; льгота от постоев и других повинностей им давалась всего на год (исключая казенных податей); казенные подати должны уплачивать или с капиталов (по копейке с рубля), или с души (по 2 р. в год); подобно иностранным колонистам, они могли привезти с собою товаров на 300 р.; пошлина за горячее вино им отсрочивалась на один год; им разрешалось нанимать себе русских работников, свободно исповедовать свою веру и т. п. Правительство рассчитывало на выход ремесленников или купцов и потому селило их в городах и местечках. И несмотря на то, что льготы, предоставленные им этими пунктами, были невелики, расселение их в городах шло не без успеха: правительство оставляло им кагальное устройство и предоставляло их, так сказать, самим себе. Совсем иначе обстояло дело с устройством пресловутых еврейских земледельческих колоний. Начало их относится только в 1807 г., когда первая партия еврейских переселенцев образовала в херсонском уезде колонии — Бобровый кут, Сейдеминуху, Добрую и Израилевку. Движение евреев в Новороссию было вызвано положением о них 1804 г., по которому они в местах своей оседлости должны были переходить для промыслов и торговли из деревень в города. На устройство этих колоний правительство израсходовало громадные суммы (с 1807 по октябрь 1812 г. на них было истрачено 345.459 р. 82 коп.; главный расход падал на постройку домов). Но результаты получались плачевные: земледелие у евреев развивалось очень плохо, а сами они стремились в города и желали заниматься тем, чем занимались у себя на родине — мелкою торговлею, ремеслами, маклерством и т. п. Интересен отзыв о еврейских земледельческих колониях современника — очевидца А.О. Пишчевича: «под их (евреев-хлебопашцев) деревни отведено много земли. На первую зиму их много умерло. Обрабатывают они хлеб худо. Видеть, как они пашут, есть смеху достойно. Возле волов, в плуги запряженных, стоит жидов куча, всякий кричит, всякий понуждает. Воловья тихость с жидовскою опрометчивостью не сходна. Плуг тронется с места и кидается во все стороны поверх земли. Жиды, не ведая дать оному настоящего направления, чтобы придать ему тяжесть, садятся на плуг, опрокидываются. Оканчивается все это тем, что приходит несколько жидовок, имея каждая по чулку в руке, и какими нибудь домашними кляузами займут всю честную «беседу» разговором. Волов в это время никому и в голову не придет выпрячь, и так день пройдет. Из их селений выйдут со временем род местечек, в которых есть всякие мастеровые; могут они жить разными оборотами, отдавать свою землю в наймы, но хлебопашцами не будут никогда[248]». Этот отзыв подтверждается и официальными данными, заключающимися в капитальном сочинении г. Никитина[249]. Автор его проследил во всех подробностях судьбу еврейских земледельческих колоний в Новороссии, и нам остается только указать на это исследование. При этом не мешает заметить, что автора его скорее можно назвать юдофилом, чем юдофобом: он всячески старается оправдать евреев от возводимых на них обвинений. И что же? Общее впечатление получается не в пользу колоний. Неудачной представляется сама мысль обратить во что бы то ни стало мелких торгашей и ремесленников в земледельцев; все это дело производит впечатление какого-то искусственного ненужного эксперимента, от которого страдали и испытуемые и экспериментаторы. Положение евреев колонистов было в высшей степени печальное. Приходили они на место «в самом беднейшем положении; редкий из них имел самое нужное одеяние, у большей же части оно состояло из одних лоскутьев, а при помощи кормовых по 5 коп. в сутки — они чувствовали свое положение не много лучше». От непривычного климата и дурной воды среди них развивались повальные болезни, которые еще более изнуряли их и делали совершенно неспособными к непривычному для них земледельческому труду. «Жестокие морозы, писал один из ревизоров, сильнейшие ветры, вьюги и глубокие снега завалили в колониях избы по крыши. Промежутки колоний до того занесены снегом, что с крайним трудом сообщение между собою иметь могут. Все колонисты жалуются на бескормицу, скот околевает, а люди холодают и голодают.... Жиды в ужасном положении и единогласно, с пролитием слез, умоляют отвратить их от гибели в худых развалившихся избах, без крыш, без всякого пропитания и топлива, коего за безмерными снегами и достать негде, они изнемогают от холода и голода среди степи!» Лифанов и Девельдеев нашли «все колонии в беднейшем состоянии, а большую часть евреев едиными лохмотьями покрытых, босыми или нагими[250]». Правда, не одни евреи были в этом виноваты, но что они оказались неспособными преодолеть разнообразные затруднения, с которыми приходилось считаться всем колонистам Новороссийского края, это, мне кажется, опровергнуть мудрено.