Колонка злой музыковедьмы

Но мало-помалу я научилась описывать музыкальное событие одной язвительной фразой, дерзить по поводу консерваторских «авторитетов», интриговать на пустом месте, подавая рядовое событие как сенсацию.

Не поверите, но мне даже понравилось.

Вот тут-то пошли звонки, письма. С просьбой «унять ее». В редакции коллеги меня успокаивали:

– Это популярность, Ольга. Так она и выглядит. А ты думала, это конфеты и букеты? Не-ет!

…Но самое неоспоримое доказательство своей «популярности» я обнаружила в общежитии студентов консерватории.

Забежав на чай к подруге-аспирантке, я посетила секционный туалет, рассчитанный комнат на семь. Каково же было мое изумление, когда я увидела собственную физиономию, наколотую на гвоздик. Напомню, что туалетная бумага в то перестроечное время не относилась к объективной реальности, это был страшный дефицит, и ее роль играли порезанные на мелкие кусочки прочитанные газеты.

Я надеюсь, что прочитанные.

Сняв с гвоздика свою статью «Как сделать джазовую прическу», я еще раз просмотрела ее и осталась вполне довольна.

…На прошлой неделе меня отправили на джазовый вечер, где зажигал на саксофоне заезжий мулат по имени Тим Стронг, весь в ямайских косичках. Чтобы интервью читалось живенько, иногда полезно не только умничать о музыке, но и поболтать о чем-то второстепенном, утилитарном, вроде его экзотичной прически.

Парень охотно ответил на вопрос, как соорудить такие афрокосички, для наглядности продемонстрировав на мне. В тот момент, когда он схватил меня за волосы, наш фотограф щелкнул затвором камеры.

Как раз эта фотография, который мы все гордились, оказалась так не романтично пробита сортирным гвоздем.

«Ай да я!..» – выйдя из кабинки, я захватила с собой эту бумажку на память, в качестве сувенира.

– …Ой, как неудобно! – запричитала моя подружка, не в силах сдержать хохот. – Ну, я им выдам! Они меня уже спрашивали про тебя в прошлый раз: это она, та самая? А сами – газету на гвоздик. Но все мои соседи тебя читают, ты уж не обижайся!

А я и не думала обижаться. Говорят, в Америке есть туалетная бумага с портретом президента. Он же не обижается. Популярность! Это вам не конфеты с букетами.

Кто не знает Дусю

Имена изменены, а все образы собирательные

Кто из новосибирцев не знает Дусю Ковальчук! Ну, может, не как женщину, а как улицу.

Эта улица располагается в центре города, и на ней находится студенческая поликлиника. Все студенты так и говорили – «поликлиника на Дусе Ковальчук». Собственно, от всех прочих совковых улиц эта отличалась лишь неким панибратством в названии, эдакой фамильярностью, официально закрепленной на уличных вывесках.

Иногда я даже ненадолго задумывалась: почему, собственно, Дуся? Не Авдотья, не Евдокия, а Дуся-Пуся? Нет ответа.

…Как-то раз весной мы с Лерой гуляли по Скверу Героев Революции.

Посреди лиственниц и крупных кустов разноцветной сирени рядком стояли бюсты тех самых «героев», и возглавляла эту шеренгу пресловутая Дуся Ковальчук.

– Так вот ты какая, Дуся-Пуся! – поприветствовала ее я, подойдя поближе, чтобы разглядеть лицо.

Да, таких лиц больше не делают. Широкоскулая, большеротая, челюсти плотно сжаты, небольшие глаза, скорее всего серые, смотрят упрямо, куда-то поверх деревьев, наверное, в светлое будущее.

– Влюбленная женщина, – пренебрежительно махнула рукой Лера.

Я изумленно повернулась к ней:

– На тебя весна влияет. При чем тут? Откуда ты знаешь?

– Я не знаю, я вижу, – пожала плечами проницательная Лера. – И вообще, все революционерки – влюбленные женщины, – безапелляционно заявила она.

– О как! Впервые слышу такую теорию социалистической революции, – расхохоталась я.

– Да я тебе сейчас точно скажу, в кого она была влюблена, – и Лера медленно пошла вдоль шеренги, останавливаясь перед каждым бюстом.

– Не этот, не этот, – поочередно отвергала она мужиков рабоче-крестьянского вида с положительным выражением лиц, как у профессиональных героев.

– Вот он! – уверенно указала она на одного из революционеров.

Я подошла к бюсту поближе. Курносая веселая физиономия, вьющийся чуб, задорно улыбающийся рот. Еще тот прохиндей, скорее всего, в революцию подался из авантюризма.

– Петухов, – читает Лера.

– Знаю я улицу Петухова, это у черта на куличках, – замечаю я.

– В этого Петухова она и была влюблена, он у них был комиссаром, кажется. Давай проверим.

В редакции мы полезли в интернет – изучать материал по Дусе.

К моему величайшему изумлению, Лера оказалась права: Дуся Ковальчук действительно любила этого Петухова, из-за него бросила мужа, детей и стала революционеркой, а свой дом предоставила революционерам для всяких сборищ.

И еще одно поразило меня в Дусе, а именно – ее не пролетарское происхождение. Несмотря на простонародную внешность, которой наделил ее скульптор и даже слегка подчеркнул, Дуся вышла из дворянского сословия. И чего не жилось…

Но это еще не все о Дусе.

Наша редакция располагалась в огромном бизнес-центре, бывшем здании проектного института.