«Колорад». Наш человек Василий Сталин

Единственное, что огорчало Григория, – это подспудный душевный редактор, который упорно брал слово «семья» в кавычки, будто подчеркивая отсутствие реальной сродненности.

Но Быков и не торопился называть Галю, Саню и Надю близкими людьми. Всему свое время.

Идея родства разрастется в нем, заместит собою прежнюю память.

Чтобы чужая судьба стала твоею, мало изменить ее.

Нужно, чтобы чужое стало родным.

А на той неделе Григорий пригнал из Зубалова свой спортивный «Паккард» и свозил своих на речку. Визгу было, восторгу…

А сколько благодарности он увидал в Галиных глазах, сколько нежного обожания… Даже неловкость испытал.

И где-то за кадром сознания мелькала юркая, скользкая мыслишка: «Это она не к тебе так относится, а к Василию. Ты для нее – это он, только после апдейта, как программеры говаривают…»

Быков не гнал от себя такие выплески подсознания, выбросы сумеречной зоны души, а холодно разбирал и препарировал.

Он не был склонен к глупой доверчивости, но и бесчувственное отторжение нарождавшейся близости тоже не его метод.

«Делай, что должен – случится, чему суждено».

Золотые слова.

Дни «командировки» вышли очень насыщенными.

Быков налетал не меньше часов, чем на фронте, вот только пилотировал не он – пришлось мотаться на 21-й авиазавод в Горьком, на саратовский, № 292, на 1-й и 18-й, эвакуированные в Куйбышев, на 22-й, открывшийся в Казани, на 81-й и 166-й в Омске, и так далее, и так далее…

Кстати, именно в Омске вскрылась еще одна пакость, учиненная Яковлевым, – тот отменил выпуск бомберов «Ту-2», хотя все уже было готово к тому, и приказал переналадить цеха на строительство «Яков».

Так что и подлости человеческой навидался, и будничного героизма с энтузиазмом.

Рабочие впахивали, инженеры, бывало, в голодные обмороки падали, прямо за кульманом, и чем им было помочь, Быков не ведал.

Разве что снизить обороты бешеной гонки, выжимавшей все соки, когда только и слышишь: «Давай! Давай! Больше! Еще больше! Любой ценой!»

Труднее всего оказалось убедить Сталина в верности старой ленинской присказки: «Лучше меньше, да лучше».

Тысяча хороших самолетов всегда ценней двух тысяч плохих.

Вождь ворчал, морщился, но согласился-таки с доводами «Василия».

Видать, зауважал-таки младшенького, знал, что не зазря тот Героя получил.

Вообще, Иосиф Виссарионович малость изменился.

Нет, характер как был жестким, так и остался.

Но вступил в силу не бытовавший ранее фактор: к отцу вернулся старший сын, а младший повзрослел и возмужал, совсем другим человеком стал…

Сталин, великий одиночка, впервые смог на кого-то положиться, кому-то довериться… Опереться.

…Быков потянулся и осторожно встал. Галя еще спала.

Григорий на цыпочках прошел на кухню, поставил греться чайник.

Умылся, побрился, оделся. Приготовил незамысловатую еду – намазал хлеб маслом да приложил сверху пластик брынзы (купил по случаю на базаре). И умял с чаем.

Полазал по буфету и прочим сусекам, понял, что оставляет «семеечку» без припасов, и решил сходить в коммерческий – «вкусненького» прикупить, благо, денежки водились.

А то сегодня вечером кончается его «инспекция», пора ему на фронт, а малышню чем кормить?

Вернувшись с полной торбой, Быков застал дома одних детей.

– А мама где? – спросил он, вытаскивая булки, колбасу и прочие радости желудка.

– А мама в магазин посла! – доложил Саша.

Надя важно кивнула: подтверждаю, мол.

– Ага, – озадачился Григорий. – Ладно, подождем. Чай будете?

– Будем!

Ни через десять, ни через двадцать минут Галина не появилась, и Быков поневоле стал беспокоиться.

И тут зазвонил телефон.

Поспешно пройдя в прихожую, Григорий подхватил трубку телефона.

– Алло?

– Василий Иосифович? – послышался веселый голос.

– Слушаю.

– Слушай, слушай! – глумливо сказал весельчак. – Твоя Галя у нас. Понял? Хочешь, чтобы она осталась жива и здорова – приезжай. Обменяем, хо-хо… Только чтобы никаких звонков и прочих сюрпризов, понял? Узнаем если – хана твоей девке! Запоминай адрес!

Крепко сцепив зубы, Быков выслушал, куда его заманивают, и процедил:

– Ждите.

Положив трубку, он подумал секунду и позвонил Джугашвили.

– Яша?

– Я. Что-то случилось?

– Присмотри за детьми, ладно? Саша тебе откроет.

– Что произошло?

– Потом. Извини!

Нажав на рычажок, Григорий выдохнул.

– Сашенька, иди сюда.

Присев на корточки, Быков поставил мальчика перед собой и сказал:

– Я должен уйти за мамой. Сейчас придет дядя Яша, впустишь его. Хорошо?

– Холосо! – кивнул «Александр Васильевич».

– Только больше никому не открывай! Понял?

– Ага!

Потрепав Сашу по голове, Григорий проверил «Астру» и покинул квартиру.

Спустившись в метро, он доехал до станции «Завод имени Сталина», где и вышел.

Пролетарский район столицы. Окраина.

Оставляя в стороне многоэтажки Амовского поселка, Быков добрался до улицы с идиотским названием Ленинская слобода.

Это где-то здесь…

Вон бывшая столовая Бари, где ныне расположился театр клуба «Пролетарская кузница», а напротив…

Ага! Тот самый «Опель», что висел у него на хвосте, когда впервые приехал в эту Москву. Или он ошибается?

Но адрес-то верный! Тот самый, что продиктовал ему «весельчак», надо полагать, пьяненький. Или уже похмелившийся.