Колорады

На столе ждали: салаты, как водится, оливье и сельдь под шубой; черный хлебушек в лукошке; зеленый лучок, помидорчики и соленые огурчики собственного засола, маринованный чеснок и квашеная капуста; молодая картошечка, сваренная в мундирах; березовый сок и, конечно, две бутылки русской водки. Как без этого. Когда гости собрались, стол увенчался главным блюдом — тушеным кроликом под сметаной, приготовленным по особому рецепту в специальном чугунке. Мясное диетическое лакомство было украшено мелко нарезанными дольками морковки и ялтинским сладким луком. Пар от него давал такой чудесный запах мира и благоухания, что в сочетании с ласковым солнечным днем заставил забыть обо всем, что так терзало душу, а главное — о проклятой войне. Баба Надя сияла, когда мы все как один искренне восхищались деликатесом. Она скромничала, наверняка скрывая, что тушеный кролик — ее коронка.

— Гости дорогие, спасибо, что пришли. У меня еще десерт. Яблочный пирог с чаем! — Баба Надя сияла, словно помолодела лет на десять. Хвала расточалась всеми, кроме Николая Антоновича. Он просто любовался своей спутницей и, наверное, вспоминал что-то светлое и непорочное, потому его глаза излучали подлинное счастье, и такой взгляд не подстроишь, его подлинность не вытравишь. Были и слезы. Красивые чистые капельки, застывшие не в морщинах, ибо морщины теперь казались излучинами реки. Бурные страсти давно сменились высокими берегами уважения, сострадания и любви и огромной благодарности за эти пятьдесят совместных лет. Полвека счастья. Кто похвастается таким? Мы смотрели на них с одинаковым чувством. Им можно было позавидовать и порадоваться за эту красивую пару всем сердцем.

Были тосты и играла чудесная музыка. Целый концерт.

— До чего музыкальный у вас подъезд! Музыкальный подъезд многострадального дома. Музыку миной не убьешь! — Да, черноватый юморок, очерствел я за последние годы, мои шутки не всегда били в точку. Ну, если честно, я никогда не метил в резиденты развлекательных шоу. Но я ведь любил музыку, так что выразил свою мысль хоть и топорно, но вполне искренне. Просто нотный стан я так и не освоил, нахватался когда-то по вершкам по классу шестиструнной гитары, выучил несколько аккордов, иногда бренчал. Даже пытался петь, но слух подкачал. Диапазон слишком мал. Да и голос противный.

Сперва баба Надежда исполнила «Синий платочек» под собственный аккомпанемент, затем Сергея Адамовича попросили принести виолончель. Митяй быстро сбегал на третий этаж и приволок чехол с инструментом. Сюита Баха для виолончели тронула до глубины души и выдавила слезу у обеих присутствующих здесь дам. Кристина, как выяснилось, была сентиментальна и тоже умела играть на фортепиано.

— Кристиночка, сыграй, не стесняйся, — попросила баба Надежда. Сначала она отказывалась, но когда все поддержали просьбу почтенных юбиляров, отпираться было уже невозможно. Кристина села за клавиши.

Я влюбился в нее еще раз. И я готов был влюбляться в нее каждый день всю оставшуюся жизнь. Это произошло не в этот день. Чувство к ней овладело мной даже не с первого взгляда, когда увидел ее в этой самой квартире на втором этаже. Я смотрел на ее тонкие пальцы, на шею, на волшебную осанку и понимал, что знал ее еще со своих снов, с представлений об идеале, именно так выглядела моя самая сокровенная мечта.

— Что это за музыка? Кто автор этой красоты? — спросил я.

— Мой папа…

Она посмотрела на своего отца. Теперь плакал он. И она обняла его со словами:

— Папочка, любимый, все хорошо.

Солнце щекотало глаза еще долго. Был еще пирог. Сытые, мы смеялись над анекдотами. Николай Антонович был отличным рассказчиком, не в пример мне. Хотя, признаюсь, и я однажды достиг цели и рассмешил всю компанию. Рассказал притчу о зависти…

— Вот жили два соседа. Один богатый, другой не очень. У богатого был «Мерседес», бедный ходил пешком. И вот однажды бедный все-таки насобирал на отечественный русский автомобиль. Богач вышел утром на балкон и увидел счастливого соседа в собственной машине. Увидел и умер от зависти…

Кристина тоже хохотала. Ее звонкий смех для меня был не менее прелестной музыкой, чем произведение ее отца.

Мы сидели допоздна и говорили обо всем. Больше о мире. Но с закатом пришли тревожные темы. Я поведал о состоявшемся обмене во всех красках, несколько преувеличив свою роль. О повышении по службе, о поощрительном отпуске на десять суток, который мне дали вместо ожидаемого мной Георгиевского креста.

— Поощрили отпуском! И на том спасибо, съезжу в Крым, повидаю сослуживцев, у меня там однокомнатная квартира в Севастополе. В Камышовой бухте. До моря пешком метров восемьсот… — похвастался я.

— И я хочу на море! — заявил Митяй. — Возьми меня, дядя Леша.

— Почему нет! — согласился я, не раздумывая. — Может, и Кристина захочет? Вы как, не возражаете, Сергей Адамович?

Не успел я услышать ответа, как возле дома прозвучал глухой взрыв. Сработали сирены сигнализаций. Радиостанция тоже затрещала сообщениями. Минометный обстрел со стороны Авдеевки. Надо было спускаться в подвал. Праздник закончился с исчезновением солнца.