Люди отпрянули. Раубич стоял и смотрел на свой дом, на стеклах которого плясало винно-красное зарево. Казалось, что дом горит изнутри. Дом, в котором он прожил жизнь и возле которого сейчас погибнет.
Страха он не чувствовал. Конец так конец. С того дня, как начал самостоятельно мыслить, обессиливала и угнетала мысль о судьбе родной земли, о том, что счастливы на ней лишь мертвые. Так пускай уж. Хорошо, что никого нет дома. На миг он вспомнил Алеся. Плохо обошлись с хлопцем. Опозорили, оплевали. А хлопец был ничего. Любил его когда-то. И очень, очень любил Михалину. Плохо поступили, плохо.
Ярость душила его. Так попасть! Так по-глупому попасть! Застали врасплох, сняли, словно сонного петуха с насеста. Люди с испугу разбежались. Как глупо кончается жизнь… Все годы страдать из-за рабства родины, готовить заговор, почти подготовить, пустить своих на оброк, ожидать восстания. И вдруг, ничего не увидев, погибнуть. От рук какой-то банды, которая двигалась сюда, потому что он не стерегся. Сюда, а не на настоящих кровопийц.
Запястье Корчака обвивал ремень кистеня. Кистень покачивался. Колючий стальной шар, похожий на шишку дурмана.
— Оружие? — спросил Корчак.
— Не для вас наготовил. Нашли три ружья — хватит от зайцев отстреливаться.
— У тебя сколько голов? — спросил один из лесовиков, низколобый хлопец.
— На одну больше, чем у тебя, — улыбнулся Раубич.
— Сравняем, — сказал Корчак. — Где оружие?
Раубич молчал.
— А ну, тряхни его. Подтяни к огню, — сказал Корчак. И, словно оправдываясь, добавил: — Будет знать, как в кресты стрелять. Сдерните с него чугу.
Чуга легла на связанные руки, как крылья.
— Где?
Ярош молчал. Безволосая, гладкая кожа постепенно краснела от близкого огня.
Низколобый вдруг зашипел. Он держал Раубича за плечо, и волосы на суставах его пальцев начали сворачиваться и дымиться.
— Ч-черт!
Мужик, который только что отбросил в сторону ненужный старый меч, вдруг крикнул:
— Корчак! Побойся бога. Что же ты делаешь, зверюга? Зачем Юстына подбиваешь? Ты же знаешь, он головой тронутый…
Низколобый Юстын непонимающе смотрел на них, тряся рукой в воздухе.
— Замолчи! — зло крикнул Корчак. — Замолчи, Брона!
— Я уйду от тебя, — спокойно сказал Брона. — Я не изверг. И все мы, из Кроеровщины, не изверги. Одна у нас душа. А ты — как вурдалак ненасытный. Дождешься серебряной пули да осинового кола.
Белые ресницы мужика дрожали, но говорил он запальчиво, смело.
— Не будет тебе за такое успеха. Тоже и у него гордость.
Корчак немного остыл:
— Так что, может, уже «пан» предложит что?
— Убей, а не издевайся… Да он сам скажет… Скажи, пане, не губи души.
Раубич смотрел в его светлые глаза:
— Иди, хлопче Брона, в мою комнату, третью от зала. Они не нашли…
— Ну вот! — обрадовался Брона. — А вы, сыроядцы…
— …а там, за шторой, висит мой штуцер. Для тебя уж одно ружье найду. Держи на память…
— А им не скажешь? — спросил Брона.
— Им не скажу, — просто ответил Раубич. — Они росомахи. Падалью питаются. Кровь не по ним. — И, помолчав, сказал: — Добивайте, что ли.
Брона смотрел на Раубича со спокойной враждебностью и уважением.
— Т-так, — протянул Корчак. — И в самом деле… Помирать стоя будешь?
— Да.
— Нажились мы тут, хлопцы. Спасибо надо сказать одному добродею за совет.
— Не надо ему твоей благодарности, — возразил Брона. — Он сказал правду. Есть у этого человека оружие. Да только вы все учли, кроме него.
Корчак смотрел на Яроша. Потом вынул из ножен корд и стоймя кинул его в землю.
— Ты не бойся, раубичский пан, ударят точно.
— Я не боюсь.
Брона побежал за штуцером и принес его.
— У-ух какой! — улыбался он. — Аж руки прикипели. Вот это оружие! Ну, держитесь теперь…
Раубич улыбался. Вид у хлопца был, как у ребенка, что держал игрушку.
— Ну, спасибо… Ты — ничего!.. Ты даже подумать не успеешь, я уж постараюсь, — спешил Брона и как бы пояснил: — Жену мою с детьми Кроер куда-то в Расейщину продал за непослушание… А что она там?
— Я понимаю, — сказал Раубич.
— Ведите коней, хлопцы, — приказал Корчак. — Дом жечь не будем. Пусть вдове останется. — И улыбнулся: — Может, и для меня что-нибудь найдешь?
Раубич с жестковатой улыбкой покачал головой.
— Да я шучу, — сказал Корчак.
Люди с лошадьми стояли немного в стороне и не смотрели на них. Никому не хотелось видеть убийство.
Брона вытащил из земли корд и стал с левой стороны и немножко впереди Раубича.
— Молись, — сказал Корчак.
Пан Ярош поднял голову и, глядя на языки высокого пламени, начал читать апокрифичную молитву панов-латников, против которой четыреста лет безуспешно боролась церковь. Безуспешно потому, что читали ее один раз и потом не было кого карать.
Брона слушал, как падали слова. Молчал и смотрел чужими глазами. И летели, летели в небо языки огня.
— «Воины бога пришли за мной» — спокойно читал Раубич.
Корчак отошел к лошади.
— «Воины бога пришли за мной… Они пришли — и не опечалилось сердце мое. Они пришли — и не дрогнули колени мои… Тьма была вокруг. И во тьме горели лики архангелов…
…Как половодье, близились они… Как лава, росли они… Как ураган, росли они… Как солнце в час смерти, росли они».