- Да эфиопка же! - вставил мессер Кистелли. - Она была вашей рабыней?
- Нет, она была христианкой, - ответил отец Фьяметты. - из Бриндизи. - В его тоне Фьяметта различила сухость, относящуюся то ли к христианкам, то ли к Бриндизи, этого она решить не могла.
- Она, видимо, была красавица, - учтиво заметил капитан.
- Что так, то так. Да и я не всегда был такой дряхлой развалиной, каким стал сейчас. До того, как мне перебили нос, а волосы поседели.
Капитан Оке виновато хмыкнул, давая понять, что он вовсе не намекал на наружность мастера. Мессер Кистелли, человек тоже далеко не первой молодости, одобрительно усмехнулся.
- Она унаследовала ваш талант в вашем искусстве, мастер Бенефорте, хотя и не ваш нос? - осведомился мессер Кистелли.
- Она бесспорно куда искуснее моего косорукого подмастерья, который годится только, чтобы дрова носить. Ее рисунки и модели очень хороши. Ей я этого, конечно, не говорю, ведь нет ничего мерзее гордой женщины. Я позволил ей работать с серебром. А только что - и с золотом.
Мессер Кистелли испустил надлежащее изумленное «о» и добавил:
- Но я имел в виду ваше другое искусства.
- А-а. - Голос мастера Бенефорте куда-то ускользнул, оставив вопрос без ответа. - Такая напрасная трата усилий обучать дочь, которая все плоды вашего обучения и ваши секреты отдаст мужчине, ставшему ее мужем. Хотя, ежели некие благородные особы будут не доплачивать то, что положено художнику моего ранга, ее знания, возможно, окажутся единственным приданым, какое я за ней дам. - Он испустил тяжкий многозначительный вздох в сторону мессера Кистелли. - Я вам не рассказывал, как папа пришел в такой восторг от прекрасной золотой медали, которую я ему вычеканил для его облачения, что удвоил мою плату?
- Да, несколько раз рассказывали, - быстро вставил мессер Кистелли, - но без толку.
- Он намеревался, кроме того, сделать меня мастером монетного двора, но тут мои враги нашептали ему всякие клеветы, обвинив меня облыжно в некромантии, и я год гнил в темнице замка Святого Ангела...
Фьяметта слыхивала и эту историю. Она отступила на два-три шага, шумно зашаркала подошвами по плитам и вошла в мастерскую. Осторожно поставила ореховую шкатулку перед отцом и отдала ему ключи. Он улыбнулся, обтер руки о тунику и, шепотом произнеся какое-то слово, открыл крышку. Потом отогнул края шелковой обертки, извлек содержимое и поставил среди прямоугольничков солнечного света на столе.
Золотая солонка засверкала, заискрилась, и у обоих посетителей перехватило дыхание. Фигуры были укреплены на овальном основании из черного дерева, богато изукрашенном. Прекрасная нагая женщина и сильный бородатый мужчина с трезубцем в руке (фигуры из золота величиной в ладонь) сидели, сплетя ноги.
- Как иные заливы заходят внутрь земли, - увлеченно объяснял мастер Бенефорте символический смысл этого.
Корабль (Фьяметте он казался более похожим на лодку) возле руки морского царя был самой тонкой работы и предназначался для соли; греческий храмик под изящно задрапированной рукой Земли-царицы служил перечницей. Вокруг мужчины резвились морские кони, рыбы и какие-то непонятные ракообразные; возле женщины радовались жизни счастливые создания суши.
У капитана отвисла челюсть, а мессер Кистелли отцепил очки от пояса, водрузил их на нос и жадно впился глазами в чудесную работу. Мастер Бенефорте, зримо надуваясь гордостью, указывал на мельчайшие, но важные детали и упивался изумлением своих посетителей, Первым опомнился мессер Кистелли:
- Да, но действует ли она?
Мастер Бенефорте щелкнул пальцами:
- Фьяметта! Принеси мне две рюмки и вина - кислого, которое Руберта употребляет для стряпни, а не хорошего кьянти. И еще белого порошка, которым она травит крыс в кладовой. И побыстрее!
Фьяметта убежала, наслаждаясь своей тайной. «Дельфинов нарисовала я! И зайчиков». Позади нее раздался громовой голос мастера Бенефорте, вновь призывающего Тесео, подмастерья. Она пронеслась через дворик в кухню и, прежде чем Руберта успела выговорить ей за спешку, объявила:
- Батюшке нужно...
- Да, девочка, побьюсь об заклад, обед ему тоже будет нужен, а огонь в печи погас. - Руберта ткнула деревянной ложкой в сторону выложенной голубым кафелем печи.
- Только и всего! - Фьяметта нагнулась, открыла чугунную дверцу и повернула лицо так, чтобы взглянуть в темный квадрат. Она на мгновение привела свои мысли в полный порядок.
- Пиро! <Пиро - огонь (греч.).> - еле выдохнула она. Над погасшими углями взметнулись и затанцевали яркие голубовато-желтые языки пламени. - Этого должно хватить. - Она с удовольствием ощутила у себя на языке жар заклятия. Ну, хотя бы одно у нее получается. Вот даже батюшка об этом знает. А если одно, так почему бы и не другое?
- Спасибо, душенька, - сказала Руберта, повернувшись, чтобы взять чугунный котелок. Ароматы, веявшие над доской для рубки, свидетельствовали, что она намерена сотворить чудеса из лука, чеснока, розмарина и весеннего ягненка.