Кольца Джудекки (СИ)

- Но вы ж тут семейно живете. Вон в сенях мужская одежда. Какому мужу такое понравится?

- На то есть уговор. Мужья они не люди, что ли, не понимают? Чтобы нас не смущать, они к приходу каравана перебираются в сельву. Скоро вернутся. Чем вас в дороге поют-кормят, что вы сюда добираетесь голодные как волки?

- Дорога не виновата. Оно еще в городе начинается. Постой! Ты сама откуда здесь взялась?

- Проявилась, как все.

- Прямо тут, на плато?

- Ага. Здесь в основном женщины проявляются, мужчины - редко.

- В городе не была?

- Нет. И ни одной женщины оттуда не видела. Какие они?

- Никакие. Их там почти нет. Куда деваются, никто не знает.

- Ты стену видел?

- И про нее знаешь? Видел. Ее отовсюду видно. Стоит. Один раз видел, как из-за нее сигнальные ракеты летели.

- Что?

- Ты из какой эпохи?

- Что?

- Прости. Из какого года? Хоть век знаешь?

- Нет. Девчонкой пошла в соседнюю деревню и провалилась.

- Хорошо тебе: ни памяти, ни тоски.

- Сейчас нет, конечно, а по началу-то я сильно убивалась. Потом гляжу: места славные, люди хорошие. Только мрет много.

- Где в Раю место для смерти?

- Ты говоришь непонятно.

- Прости еще раз. Спрашиваю: где тут умирать?

- Так в сельве же. Мужчины туда уходят. Работают. Сельва многих забирает. Дети подрастают и тоже в сельву. Так и живем.

Потолок, набранный из чистых широких плах, окрасился розовым цветом. Несмотря на ночную бурю, Илья чувствовал себя отдохнувшим и даже чуть примиренным. Но рассказ женщины осел мутью. Значит - предел. Попрыгает, обрюхатит, кого сможет и - на вечный отстой? Так надо.

Кому?!

Вопрос вопросов. Песня песней. Сказка сказок. Кому надо? Ему, Илье, не надо. Да кто его с п р а ш и в а л?

За два последующих дня с него напрочь сошли остатки цивилизованности. Так, во всяком случае, казалось самому Илье. Что он делал, или вернее что с ним делали, можно было сравнить с невинным первобытным развратом, который имеет в основе, в базисе, рациональную идею продолжения человеческого рода.

И - служил!

На третий день, сбежав от очередной претендентки, Илья подался в ближайшую рощу.

По дороге его нагнал, двигающийся легкой трусцой, отряд во главе с Виктором.

- Гуляешь? - дружелюбно осведомился тот.

- Удираю.

Мужчины понимающе заулыбались. И хоть бы кто наладился в морду дать. Ведь их жен три дня по постелям валял. Он-то, еще ничего. Вот Сократ отличился, так отличился: мирные и благостные райские жительницы рвали его друг у дружки в клочки. Отыгрался Сократ на женском племени и за проявление, и за игнатовскую каторгу, и за сельву. Сегодня утром Илья видел его на дальней окарине деревни в обнимку с очередной претенденткой. Против всякой логики проклюнулось сочувствие к оголодавшим женщинам. Откатают свежих мужиков, и опять год жди. Никто не знает, сколько придет в новом этапе: может, двое, а, может, и ни одного. Такое тоже бывало. На плато поднимется стража, оставит списки тех, кто сгинул в сельве, их по минимуму снабдят данью и отправят назад. А женщинам ничего не останется, как ждать следующего этапа. В поселки стражников не допускали. Если и случался кто излишне рьяный, такого по особой тропе провожали до "потемкинской деревни", показывали бараки за высоким частоколом, пыточный столб с навеки привязанной куклой в лоскутах рваной одежды. А народ где? - спрашивал любознатец. Народ - в поле. Удовлетворенный стражник потом вещал в городе Дите о жути в отрядах. Все ухищрения предпринимались с единственной целью - избежать экспансии города Дита на плато.

Илья представил, как по чистой зеленой траве протопает угрюмое дитовское стадо; как Лаврюшка начнет развешивать по стенам свои рескрипты. Женщины исчезнут, а на сказочных полянах вырастут слепошарые каменные дома. Не то что местным, врагам такого не пожелаешь.

- Вы тоже погулять вышли? - вежливо осведомился Илья у Виктора.

- Мы к подъемнику. Надо своих предупредить про птицу, чтобы не трогали, если попадется.

Илья спохватился: за все время он ни разу не вспомнил о Руслике. Спрашивать чужих людей было неудобно, вернется, в деревне разузнает. Если конечно с полдороги не загребет в постель очередная бабенка.

По опушке он брел медленно. Густая, как на ухоженном английском газоне, трава мягко стелилась под босы ноги. Думал ли он неделю назад, что сможет так пройтись, упереться в землю незащищенной ногой? А из-под нее - кузнечик, совсем как дома.

Что солнышко будет припекать, что ближние деревья обернутся только прохладой, а уж никак ни голодными ртами. Глаза закрыл, и ты уже бредешь по свежему летнему лугу дома. Но зенки лучше сразу распахнуть - задержка грозит, падением в отчаяние.

Ну что он там оставил такое? Что зовет обратно? Ведь можно жить тут. Не в городе Дите, конечно, здесь, на плато, в отрядах. Ходить на работу. Руслик научит, дружить с сельвой. Труд станет производительнее - жизнь веселее. Будешь каждый год в ожидании пополнения уходить из дому, чтобы твоя женщина, которая когда-то родила от тебя ребенка, вновь зачала, чтобы детки бегали, сшибали яблоки, потом уходили в отряды, возвращались, заводили свои семьи, здоровые и крепкие - бессмертные.