Кольца Джудекки (СИ)

- Руслан, - окликнул он, поднимаясь со своего места, - Скажи, бань-ши умеет читать мысли?

- Нет… Да, и мысли тоже.

- Они чувствуют агрессию?

- Беду.

- Это, когда им угрожают?

- Они - смотрят вдаль. И предупреждают.

Илья ничего не понял, но продолжал в надежде, что все как-нибудь прояснится:

- Они чувствуют чужую беду?

- Да. И предупреждают криком.

- Я не понимаю.

- Их крик слышен не только здесь, но и ТАМ…

- Что он говорит? Ты понял? - вцепился в Илью Сергей.

- Я, конечно, могу ошибиться, но получается: эта страхолюдина чувствует беду, и по возможности предупреждает. Так, Руслан?

- Да.

- Но… нет. Не может быть! Она разумна? - староста подошел вплотную к клетке.

- Да.

- Якорь в корень! - всплеснул руками АФ. - А ее - в суп!

- Кто ж знал! - вскинулся староста. - Точно, ведь - было! Когда восьмой отряд попал в заваруху, страус прибежал и давай орать у самой деревни. А мы его… -???

- Так, кто ж знал!

За спиной Ильи послышались всхлипывания. На травке, подогнув ноги, сидела молодая женщина. Одета как все - в рубашку из папира. Лицо обычное, в толпе не заметишь, и плачет по-бабьи, навзрыд. Так жалостно, что за ней потянули остальные.

- Геть! Сопли распустили, - прикрикнул на них староста. Но куда ему было остановить шквал женских слез.

- Чего же теперь с ней делать? От, мать твою! Выпустишь, а вдруг она на ладей кидаться начнет? Поди, натерпелась. Не выпустишь, бабы не хуже страусов заклюют.

Слыш, мужик, - обернулся он к Сергею. - Спроси у своего дружка.

Руслик сидел возле птицы и поглаживал ее избитые бока:

- Я все слышал. Она тоже. Она никого не тронет. Только ей далеко не уйти, сильно избита. Мы останемся в клетке. Так ей будет спокойнее. Завтра или послезавтра она уйдет.

- Ты с ней там останешься?

- Она напугана.

- А и оставайся. Мы тебе туда еды принесем, постель…

- Нам достаточно воды и орехов.

Мальчик отвернулся, ушел в себя. Не подойдешь, не тряхнешь: Руслик, объясни. Не объяснит. Не хочет? Не может? Или - дебил? Дуракам - счастье. Он слышит голоса сельвы и животных, но не слышит, или не понимает человеческих… с ним столько пройдено… Нет! Не дебил!

Опять цветные круги перед глазами. Или на воде? Вынырнет сейчас змеерыб, хватит зубками за белу ручку… Уже хватает, тащит и трясет. Чего тебе, змеерыб? Хочешь кушать?

А я хочу домой!

Хочу выбраться. Или оно - наказание после смерти, и меня давным-давно размазал по стене пьяный грузовик? Просто древние представляли себе это место в виде физической муки, а просвещенная эпоха уродила (уродина уродила) иной Ад.

Его действительно трясли. Илья с трудом открыл глаза. Сумерки. В них - незнакомое женское лицо. Сосредоточился. Женщина не только дергала за руку, она еще норовила брызнуть в лицо водой из глиняной плошки. По краю миски змейкой вился орнамент с крапинками.

- Плохо тебе?

- Уже нет.

- В первое время так часто бывает. Привыкнешь. Пойдем.

- Куда? - спросил и вспомнил остережение: нельзя кудакать на дорогу - пути не будет.

- Ко мне.

- А что у тебя?

- Как у всех - дом.

- Сейчас… встану.

Она сильно потянула, поставила на дрожащие ноги и поволокла, подставив плечо.

Прям - санинструктор выносит солдата из боя.

А, может, так и есть? Илья заозирался. Впереди ползла еще одна скособоченная парочка - Александр Федорович и давешняя, слезливая баба. Сократа не видно. Уже унесли? Только Сергей сидел на траве возле клетки и разговаривал с Русланом.

Из-за сумерек лица спутницы не разглядеть, видно только, что женщина. Значит, вновь прибывших, разведут по избам, пристроят, помоют, накормят и… дальше по списку.

Обдало жаром. Сколько раз в дороге накатывало! Гнал, чтобы не рехнуться. Целибат это вам не ленивое отрешение от сладостей земных. Это - пытка постоянным напряжением, когда только опасность, выгоняя адреналин в кровь, заставляет на время забыться. Когда уже все равно, кто она, лишь бы - самка.

- Давай! Давай, быстрее…

Илья путался в одежде. В чем там путаться-то? Не получалось. Руки не слушались.

Но она-то чего торопится?!! Горячая как печка, только кожа на груди чуть прохладнее. Сейчас он до нее доберется…

Женщина опрокинула его на себя и - пошло.

Любовь тигров, акт зверства. Не в смысле причинения боли или умертвия, в смысле рыка, рычания, рева. В голос! Внутри тоже все ревет и крутится так, что впившиеся в спину ногти, почувствуешь только завтра.

Он изливался и изливался. Накопилось. Только под утро наступило некоторое утомление. Женщина бессильно постанывала рядом и рук уже не тянула: еще, еще, еще…

А на рассвете:

- Дня три или четыре, потом пройдет.

- Что пройдет?

- Сюда все такими приходят. Вели, обрюхатить весь поселок, не остановятся.

- А дальше?

- Несколько дней покуролесят и спать. Отоспится мужик сутки, двое, проснется, а сила на убыль пошла. Не только сила, желание пропадает. Так и живут потом. Два раза в год на праздник слонцеворота - игры, пляски - распалятся, глядишь, кто и сподобится на подвиг. В другое время - нет. Вот бабы и ждут каждой партии приговоренных, как сказки. Ребятишек через год полдеревни народится.

- От пятерых?

- Ты завтра в другой дом пойдешь.