Кольцо безумия

Второй портрет изображал меня, но тоже совсем не такую, как в жизни. Зеркало. И вроде бы та же я. Тоже стоящая вполоборота к зрителю. Почему-то я была одета в костюм гвардейцев кардинала. Алый плащ с золотым крестом развевался на ветру. Рядом, на светло-голубом фоне, лежала шляпа с пером. В левой руке я сжимала кинжал, поднимая его наподобие креста. В правой руке держала опущенную книзу длинную шпагу. Внешнее сходство было несомненным. Но не внутреннее! Я не была такой. Только мечтала. Но у меня никогда не получится. В нарисованных гениальным художником моих глазах была любовь, но совсем другая. Веселая, шальная, хищная. Мой нарисованный двойник скалил зубы в дерзкой улыбке. Женщина на портрете предлагала всё. Дружбу, любовь, партнерство, секс, дуэли на шпагах, прогулки под луной по крышам, ужин в китайском ресторане и бутылку водки, распитую из-под полы в мужском туалете – все, что только могла предложить женщина. И при этом смотрела с вызовом: «Мол, я-то предлагаю! Но сможешь ли ты взять то, что я предложу, и так, как я предложу это тебе? Если сможешь, мы будем вместе. Если нет – проваливай сразу! Слабаков не держим и не удерживаем!» Что-то придавало портрету такой вид. И что-то в нем было неправильным, но таким, что хотелось смотреть и смотреть. И пытаться понять – в чем же дело. Женщина задерживала на себе взгляд – и вы не сразу смотрели в зеркало на портрете.

Там отражалось – чудовище. Страшное и чем-то даже омерзительное. Львиная грива, рога, пасть, полная острых зубов в три ряда, хищное и стремительное тело – помесь льва с драконьим хвостом и орлиными крыльями, частично покрытое шерстью, а частично – чешуей. Увидь я такое страшилище в детстве – неделю бы по ночам кошмары снились. И сейчас…

У чудовища были мои глаза. Оно вставало на дыбы в припадке ярости, ревело и било передними лапами в зеркало, как бы стараясь добраться до женщины на портрете, а та улыбалась. И только потом мне стало ясно, что же не так с рисунком. У женщины в свою очередь были глаза чудовища – слишком большие и с вертикальными зрачками. Хищно-желтые.

– Именно. Вот он и выглянул сегодня на свободу. Тот самый зверь. Из того самого зеркала.

– Этого не может быть.

– Неужели? Откуда ты знаешь, что оставил мне Даниэль перед смертью?

Мечислав замолчал.

Действительно, что мог мне подарить любимый? Я думала до этой минуты, что просто дар рисовать. И так же, как он, отражать в рисунке душу человека.

Но его подарок мог и инициировать изменения во мне. Я когда-то считала, что стану такой, как женщина на картинке. Но если… в зеркале отражался зверь… не может ли быть так, что в минуты опасности из меня будет лезть это чудовище?

Не знаю.

Даниэль его видел.

Я – чувствовала сегодня.

Мечислав будет расхлебывать результаты его действий.

Скажите после этого, что оно – не реально?!

– Ты думаешь, это что-то вроде оборотничества?

Нет. Это я точно знала. Это – не оборотничество. Но не рассказывать же вампиру абсолютно всё?

– Не знаю. Я не испытывала желания ходить на четвереньках или лопать мясо с кровью.

– А поменять форму тела?

– Нет. Только – когти.

– Что?

– Ну да. Не вся форма, не тело, а именно когти. Словно к моим пальцам присобачили что-то такое, раз в двадцать длиннее обычных ногтей. Только они нематериальны. Я не смогу ими даже огурцы в салат нарезать. Ничего не смогу. Кроме одного. Повредить ауру любого существа на земле. Человека. Вампира. Оборотня. Да хоть черта, если у чертей есть аура. Раньше я просто видела ауру человека. А эти когти – инструмент манипуляции с ней. Грубой манипуляции. Так вот. Но ни силы, ни чего-то еще они не прибавляли. Не знаю, как это можно объяснить лучше. Но раньше я просто видела, а сейчас могу и действовать. Плохо, неумело и исключительно во зло.

– Неудивительно. Рано или поздно, так или иначе… ты прогрессируешь. И очень быстро. Ты ощущала их – как продолжение своих рук?

– В абсолюте. Это было мое. Как нога, ухо или глаз.

– А у тебя не было ощущения, что твой зверь контролирует тебя?

Я задумалась. Кто же из нас кого контролировал? Он – меня? Я – его? Женщина с глазами зверя – нас обоих?

Сложно сказать.

Скорее…

– Он – и есть я. Я – и есть Он. Мой зверь и я – это две половинки моей души. Поэтому я не могу сказать точно. Я все воспринимала вполне адекватно. И сказала бы, что это была – я. Только на свободу вырвалась темная часть моей души. А так – я все помню. Я все воспринимала вполне отчетливо. Кстати! Еще я помню, что мне говорил Валентин – Славка жив. Он жив?

– Тебя это волнует?

Я ответила со всей честностью. Врать можно. Но не когда я так устала.

– Не знаю. Но это мой брат. Захочу – сама пришибу. А не какой-то там испанистый козел со стороны.

Мечислав расхохотался.

– Юля, я тебя обожаю.

– Обожаю я тебя, обожаю… даже если я тебя обижаю, – пропела я. – Вот где зарылись садист с мазохистом. Только учти – я таких развлечений не одобряю. – А ты уже пробовала?

– А с Альфонсо у нас что было? Чистый садизм! Если б ты знал, как мне хотелось его порвать!

– Это когда?

– Это когда я ему состригла кусок ауры. Он хоть жив?

– Мертв. Уже несколько тысячелетий.