Вроде бы обычное лицо, совсем не уродливое. Разве что лоб слегка скошен, а так — в целом довольно приятная наружность. Только в глазах, глядящих исподлобья, горел недобрый огонь. Таким взглядом следит за своей добычей дикий зверь. Мужчина тяжело и шумно дышал, по его лицу струился пот. Вот он перевел взгляд куда-то вверх и принялся равномерно покачиваться всем телом. За фигурой мужчины виднелся редкий лесок. Между древесных стволов мелькало вечернее солнце.
Мужчина опустил глаза и посмотрел с экрана прямо перед собой, словно пытаясь рассмотреть зрителя. Асакава поймал его взгляд, и тут же дышать стало еще трудней. Он хотел спрятать глаза, отвернуться, но не мог. Человек на экране набычился, глаза его налились кровью, из полураскрытого рта потекла слюна. Мужчина откинул голову назад, но в этот момент камера начала смещаться, и он бесшумно уплыл из поля зрения влево.
Некоторое время по экрану метались темные тени деревьев, а потом раздался дикий, животный вопль. Одновременно со звуком в кадре снова появился мужчина: сначала показались голые плечи, потом шея. Правое плечо было сильно разодрано, из раны хлестала кровь. Отдельные капли падали на стекло камеры, пока наконец по всему экрану не расплылось огромное кровавое пятно. Потом телевизор погас и зажегся — будто моргнул. Раз, другой, третий. Экран просветлел, но все, что на нем появлялось, приобретало легкий красноватый оттенок.
В глазах у разъяренного мужчины явно читалось намерение убить кого-то… Но кого? Страшное лицо приближалось, вслед за ним — шея и растерзанное плечо. В глубине кровоточащей плоти белела кость.
Асакава судорожно глотнул воздух. Грудь сдавило, он почти не мог дышать. Снова перед его глазами замелькали деревья. Потом в кадр попал бесконечный, вращающийся небосвод. Сухая трава, шелестящая в едва наступивших сумерках. Земля, трава, снова небо. И вдруг откуда-то донесся детский плач. Может быть, это все еще плакал тот мальчик. Постепенно экран начал темнеть по краям. Темнота наступала, световое кольцо сужалось. Граница между тьмой и светом становилась все явственней. И вот уже в самом центре темноты поплыла, качаясь, круглая яркая луна. В лунный диск, как в раму, было вписано перекошенное от бешенства лицо мужчины. Плотный сгусток размером со сжатый кулак стремительно вылетел из самого центра луны. Раздался глухой звук. Потом еще и еще. При каждом звуке камера дергалась, изображение смазывалось.
После целой серии чавкающих ударов (на память пришел мясник, мерно, раз за разом, опускающий топор на коровью тушу) экран заволокла кромешная тьма. Однако во тьме этой что-то двигалось, что-то жило. Гулко бежала по жилам кровь. И так продолжалось вечность. Казалось, наступил конец всему, осталась только темнота.
Но вот, как и в начале, на темном фоне проступили дрожащие буквы. Те же неумелые детские каракули, только на этот раз они складывались в более связный текст.
Асакава следил за выплывающими из темноты и медленно гаснущими словами:
«Каждый, кто видел эти кадры, умрет ровно через неделю после просмотра. Минута в минуту. Если ты хочешь остаться в живых, то сделай так, как я тебе скажу. Ты должен…»
Асакава с громким звуком сглотнул набежавшую слюну. Широко раскрытыми глазами он неотрывно смотрел на экран, боясь пропустить хоть одну букву. И в эту секунду стал заметен неожиданный, но безупречный переход от сцены к сцене. Искусный монтаж, с которым знаком каждый, кто хоть изредка смотрит телевизионные фильмы, — с нуля начался рекламный ролик. Стандартный набор: летняя ночь, старый Токио, молодая женщина в летнем кимоно с балкона любуется фейерверком. Прихотливые разноцветные узоры то и дело вспыхивают на ночном небе…
Набившая оскомину реклама антимоскитной ароматизированной спирали — обычно такого рода приспособления выставляют летом на балкон, и они клубами ароматного дыма выкуривают насекомых из дома в сад. Сюжет длился тридцать секунд. В самом его конце — в тот момент, когда обычно телевизор, мигая, возвращается к фильму, — экран снова сделался темным, и заключительные слова инструкции по выживанию бесследно растаяли на глазах у смертельно побледневшего Асакавы.
Раздался щелчок — кассета остановилась. С выпученными глазами Асакава лихорадочно засуетился, дрожащими пальцами нажал на кнопку перемотки. Кассета перемоталась на начало предыдущей сцены. Все повторилось — реклама вклинивалась в запись ровно в тот момент, когда началось самое важное…
Асакава остановил кассету, выключил телевизор и снова уставился на экран. В горле пересохло.
«Что за бред?!» — тоскливо подумал Асакава. Других мыслей не было. Из набора только что виденных сцен, на его взгляд, абсолютно бессмысленных, он вынес лишь одно: кто это видел, умрет через неделю. Смерти можно избежать, но как — неизвестно, потому что поверх объяснения оказался записан рекламный ролик.
…кто же записал туда дурацкую рекламу? Неужели эти четверо?..