Кольцо Фрейи

– Тогда это будет настоящее чудо! Я сам уже был у Фроди – сегодня на рассвете ушли три корабля, два в Бьёрко, один в Хейдабьор! Фроди клянется, что ни на один не садился Эймунд или вообще какой-то мужчина с девушкой, хотя он никак не мог бы не узнать дочь своего конунга! Но ведь любой из этих кораблей мог подобрать их уже после того, как они покинули Гестахейм. А их хозяева – не наши люди, они не знают Ингер в лицо и им вовсе не покажется странным, что какой-то мужчина едет с сестрой или рабыней… Уж не знаю, за кого он теперь вздумает ее выдавать. И кем она станет на самом деле!

– О, Харальд! – Теперь королева Тюра не сдержала слез. – Что ты такое говоришь?

– Я-то ладно. А вот погодите, что будут говорить по всем Северным Странам!

– Мы попробуем их вернуть, – решил Горм. – Я уже велел готовить два корабля. Один пойдет в Бьёрко, другой в Хейдабьор. Если нам повезет, мы догоним их еще по пути и отобьем ее.

– А если не повезет?

– Хотя бы будем знать, где она и что с ней.

Горм велел обыскать лари Ингер: исчезла самая простая некрашеная одежда, в которой она объезжала пастбища, но исчезли все ее украшения и драгоценные вещи. Тем временем один рыбак пришел с известием, что у него ночью пропала лодка, и тем подтвердил предположение Харальда, что беглецы сели на корабль уже после того, как он ушел из усадьбы Фроди.

– Но как она могла? – плакала Тюра, закрывая лицо краем белого шелкового покрывала. – Моя бедная дочь… не такой участи для нее я ждала! Такой жених… она могла бы стать королевой Норвегии уже этим летом… не могу поверить, что наш дом постигло такое бесчестье…

– Может быть, она и не сама все это задумала, – вдруг подала голос Хлода, приехавшая заодно с Харальдом.

– Конечно, не сама! – огрызнулся Харальд. – Этот негодяй…

– Но Эймунд не мог увезти ее силой из собственного дома, да еще чтобы никто ничего не заметил! – возмутилась Гунхильда. – Она сама этого хотела! Уж тебе ли не знать, что твоя сестра отважна, как валькирия, упряма и всегда умеет поставить на своем!

– Вот именно! – со злорадным торжеством подхватила Хлода. – Она сама захотела. А почему она захотела? Почему это вдруг такая разумная, гордая, честолюбивая девушка, как Ингер, бросила дом, свой род, отказалась от возможности стать королевой и вместо этого сделалась то ли наложницей, то ли рабыней какого-то беглого викинга!

– Мой брат не викинг! – с негодованием крикнула Гунхильда. – Он королевского рода и ничуть не хуже других!

– Сейчас у него нет ничего, кроме штанов, что на нем надеты! И если такая девушка, как Ингер, вдруг прельстилась подобным наглецом и голодранцем, поневоле приходит на ум, нет ли тут какого колдовства!

Все затихли, пораженные словами Хлоды.

– Вот оно что… – пробормотал Кнут.

Казалось, это единственное подходящее объяснение странного, если не безумного поступка Ингер.

– Но неужели вы не понимаете, что она могла его полюбить… – почти прошептала Гунхильда. Сама она слишком часто думала об этом в последние месяцы. – Любовь – такая удивительная вещь… порой она привязывает нас к таким людям, которых никогда не выбрал бы наш разум…

И она невольно взглянула на Харальда: то ли именно его она более всех желала убедить, то ли потому что сама никак не могла избавиться от неразумного и ненужного влечения.

– Это верно! – жестко отозвался Харальд. – Иной раз от любви люди сходят с ума и видят богиню в какой-нибудь… ведьме или троллихе! И совершают поступки, о которых потом горько жалеют!

– Хотя говорят, что в таких случаях не обходится без ворожбы! – Хлода уколола Гунхильду злобным взглядом. – Бывает, что и женатые мужчины смотрят на сторону, если их приворожат. А бывает, что и девушки дают себя одурачить, потому что им в постель подложат руническую косточку!

– Какую еще косточку? – нахмурился Горм. – Ты что-то знаешь?

– Ничего я не знаю. – Хлода попятилась. – Но я слышала немало рассказов о таких делах. Когда хотят навести на человека некие чары – чтобы он заболел, или загорелся каким-то желанием себе во вред, например, вернуться в те края, где ему грозит убийство из мести, или начал страдать от любви к кому-то – этому человеку в постель подкладывают косточку, на которой рунами вырезано заклинание, и такой человек погиб! Помните, жена Фроди болела три месяца, пока в тюфяке не завелись мыши. А когда стали перетряхивать постель, чтобы их выгнать, нашли руническую косточку, и она выздоровела, как только косточку сожгли.

Харальд повернулся к Гунхильде и устремил на нее пристальный взгляд. Он пронзал как клинок – так твердо и холодно смотрели эти серо-голубые глаза.

– Что ты так на меня смотришь? – воскликнула Гунхильда. – Хочешь сказать, что это я приворожила Ингер к Эймунду?

– Трудно найти другого человека, которому это было бы нужно. А сам он едва ли смог, это дело не для мужчин.

– Фру Асфрид много знала о рунах и умела делать амулеты на все случаи, – вспомнила Тюра и взглянула на Гунхильду со страхом. – И ты говорила, я помню, что она многому научила тебя…