Читаем Кольцо из фольги полностью

Мама договаривается с проводницей, отдает деньги – чтобы та за мной присмотрела. Все как всегда. Двое с половиной суток я буду ехать с чужими людьми. И уже знаю, что будет через пять минут, через час, спустя сутки.

В купе уже расположились – семейная пара, считай, что повезло. Я на верхней полке. Прошу разрешения спуститься. Женщина оказывается приветливой. Разворачивает замотанную в фольгу курицу, стучит вареными яйцами, проворно очищает. Здесь же на столе в пакете – маринованные огурцы. Я уже знаю, что запах курицы и огурцов будет преследовать меня всю дорогу.

– Еще ведь не отъехали, – замечает проводница. Ее тоже раздражает запах. – Билеты предъявляем.

Женщина суетится, копается в сумке, достает билеты.

– Белье брать будете? – спрашивает строго проводница.

– Будем, будем, – суетится женщина и достает деньги.

– Чай?

– Да, конечно.

Я выхожу в коридор. Смотрю на перрон – мама уже убежала, ей некогда махать вслед отбывающему поезду. На стене висит расписание остановок, которое я давно знаю наизусть. Возвращаюсь. Женщина спрашивает, когда следующая остановка. Надо бы воды купить. Я пересказываю ей график стоянок. Это всегда производит впечатление. Женщина предлагает мне остатки курицы. Нет, ни за что. Только не курицу. Я знаю, что на ближайшей станции она купит мне мороженое. Подтаявшее. То, которое я терпеть не могу. И ситро в бутылке, теплое. На станциях нельзя покупать мороженое и ситро. Газировка сразу бьет в нос, хочется чихнуть и откашляться. Мороженое уже течет. Вот в соседнем купе – все как положено. Купили на станции картошки с укропом. В пакете. Бабули идут по перрону и продают. Картошка сварена утром, солью и укропом посыпана щедро. Сейчас уже подстыла, пакет запотел. Но вкусно до одури. Именно такая, подстывшая. А в газетном кульке пирожки. Не вокзальные, а домашние. Там не повидло, а варенье, вишневое или даже клубничное. Капуста не просто капуста, а с яйцом. Пирожки ладные, один к одному. Одна семья купила пирожки, соседи по купе принесли пиво. Открывают крышки об стол, хотя у проводницы есть открывалка. Но об стол – тоже своего рода ритуал. Открыл с первого раза – мастер. Я умела открывать газировку с первого раза. Тоже своеобразный аттракцион, как и пересказ расписания остановок. Выпить побыстрее, пока холодное. Нет, говорили нежно и с трепетом в голосе – «холодненькое». Съесть тоже побыстрее, пока еще теплое.

Проводница выдает белье. Надо застелить полку. Женщина жалуется – опять влажное. Я на верхней. А это значит – надо просить разрешения у тех, кто на нижних, встать ногами на обе, чтобы заправить простыню и засунуть одеяло в пододеяльник. Тут все от женщины зависит. Эта вроде бы ничего, душевная, что ли. А в прошлый раз я застелила белье уже совсем поздним вечером.

– Ой, натрусишь сейчас на еду, – закричала та, прошлая, попутчица.

– Нечем трусить, – ответила я, – давно все застирано.

– Нечего сейчас.

Ну кто на нижней полке, тот и хозяин ситуации. Чтобы поесть или чаю выпить, тоже нужно просить разрешения – спуститься, подсесть к столу.

Но, с другой стороны, лучше не есть и не пить. Очередь в туалет к вечеру образовывается такая, что не дождешься. Кто после пива, кто после пирожков. Так что я уже научена – стараюсь голодать и лишнего не пить.

* * *

Впервые поехали с дочкой в поезде. Она уже взрослая, тринадцать лет. Привыкла к самолетам. Просит рассказать про поезд. Говорю, что поезда сейчас другие, удобные, не такие, как в моем детстве. И туалет как в самолете – нажал на кнопку смыва, руки помыл. Туалетная бумага, салфетки. Заходить можно хоть во время стоянки. А раньше – санитарная зона, проводница закрывает туалет на ключ и хоть умоляй – не откроет. Вместо кнопки – железная педаль смыва. Нажимаешь ногой и смотришь на рельсы. Голова тут же начинает кружиться. Воды, конечно же, нет.

Рассказываю про чай в железных подстаканниках, как, оставленная в граненом стакане, всю ночь звенит ложка. Как иногда носили еду из вагона-ресторана в маленьких кастрюльках, сложенных стопкой одна в другую. Показываю стакан в подстаканнике – муж из такого чай пьет. Баночки для специй, которые башенкой друг на друга складываются, объясняя про кастрюли. Дочь слушает с восторгом, смешанным с ужасом. Рассказываю, как можно садиться на шпагат между верхними полками и что были еще третьи полки. Рассказываю про плацкартные вагоны, где совсем нет дверей. Дочь не понимает, как это. Мама старалась отправить меня в купейном вагоне, но несколько раз смогла достать билеты только в плацкарт. В плацкарте мне больше нравилось. Там люди проще, добрее. Не надо просить разрешения спуститься на нижнюю полку. Да и накормят всегда, вкусно, домашним, припасенным. На станции покупать – дорого. В плацкарте я всегда ела то, что предлагали. А предлагали щедро: «Доча, возьми помидорку, со своего огорода, только утром сорвала». «Доча, а огурчик почему не ешь? Смотри, какой огурчик – в пупырышках. Не любишь в пупырышках?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Маши Трауб. Жизнь как в зеркале

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Измена в новогоднюю ночь (СИ)
Измена в новогоднюю ночь (СИ)

"Все маски будут сброшены" – такое предсказание я получила в канун Нового года. Я посчитала это ерундой, но когда в новогоднюю ночь застала своего любимого в постели с лучшей подругой, поняла, насколько предсказание оказалось правдиво. Толкаю дверь в спальню и тут же замираю, забывая дышать. Всё как я мечтала. Огромная кровать, украшенная огоньками и сердечками, вокруг лепестки роз. Только среди этой красоты любимый прямо сейчас целует не меня. Мою подругу! Его руки жадно ласкают её обнажённое тело. В этот момент Таня распахивает глаза, и мы встречаемся с ней взглядами. Я пропадаю окончательно. Её наглая улыбка пронзает стрелой моё остановившееся сердце. На лице лучшей подруги я не вижу ни удивления, ни раскаяния. Наоборот, там триумф и победная улыбка.

Екатерина Янова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза