В тот же день, двумя часами позднее, княжна вошла в кабинет графа Лимбурга. Тот писал какое-то письмо за своим секретером, но тут же оторвался от работы.
– Ты что-то хотела, мой ангел?
– Это вы хотели, милостивый государь!
– Откуда такая строгость?
– Вы хотели получить доказательства моего благородного происхождения.
– Этого требуют законы империи…
– Как бы то ни было, это унизительно. Однако если вам это необходимо – пойдемте, я вам все предоставлю.
Не слушая оправданий и возражений графа, княжна развернулась и удалилась в свои покои.
Граф вздохнул и последовал за ней.
Оказавшись в своем будуаре, княжна подошла к клавикордам и повернулась к графу:
– Велите кому-то из слуг отделить правую переднюю ножку этого инструмента.
Граф дернул за ленту, звякнул колокольчик, и тут же появился один из комнатных лакеев. Услышав приказ, он скрыл удивление и послушно ухватился за ножку инструмента.
Ножка эта удивительно легко отделилась. Внутри она была полой, и слуга извлек из нее деревянную трубку.
– Думаю, слуга вам больше не понадобится, – проговорила княжна. – Хотя я не открывала этот футляр много лет, не думаю, что это будет трудно.
– Свободен! – граф отпустил лакея и собственноручно развинтил трубку.
В ней оказалось три свернутых листа пожелтевшей от времени гербовой бумаги.
Граф развернул первый лист и прочел строки, написанные по-французски:
«Я, Государыня и Самодержица всея Великая, и Малыя, и Белыя Руси, завещаю и наказываю короновать мою единственную дочь Елизавету после достижения оной совершенных лет, и передать в ея руки всю полную и самодержавную власть в Российской Империи. Всем чинам и верноподданным моей империи наипаче приказываю принести дочери моей присягу верности, и служить ей точно так же, как мне служили. Всякого же, кто нарушит сие мое завещание, объявляю изменником и государственным преступником».
Ниже была размашистая, убегающая вбок роспись:
Елизавет всея Руси.
Граф бережно сложил первый документ и развернул два других.
Это были аккуратно выполненные копии завещания императора Петра Первого и его жены – царицы Екатерины Первой.
Граф почтительно поклонился своей возлюбленной и проговорил:
– Простите, ваше императорское высочество, мое недоверие. Я действительно не знал всех обстоятельств дела.
Даша лежала на стопке спортивных матов.
Прямо перед ней, за допотопным письменным столом, сидел мужчина в какой-то старой форме и фуражке с околышем. На носу у него были старомодные очки в металлической оправе, тускло-серые глаза смотрели на Дашу строго и неодобрительно.
Перед ним на столе стояла лампа с зеленым стеклянным абажуром, в свете этой лампы лежала сложенная вдвое газета и картонная папка с завязками.
– Я сюда попала случайно… – проговорила Даша виноватым тоном. – Я сейчас уйду…
Мужчина ничего не ответил и даже не шелохнулся.